Превенции подростковых суицидов

[Admin]

«ЛОВЦЫ НАД ПРОПАСТЬЮ»: КАК ГОВОРИТЬ С ПОДРОСТКОМ

Друзья, и снова наступила среда, и снова на странице Травли NET мы публикуем материалы программы превенции подростковых суицидов #Ловцынадпропастью.

Что мешает вовремя обратиться за помощью?

Наша психика оберегает нас от стрессовой и по-настоящему страшной информации (а подозрение, что у ребенка суицидальное поведение — это действительно страшно). Именно поэтому мы можем отрицать случившееся и игнорировать достаточно очевидные факты, можем злиться и раздражаться или чувствовать отчаяние, бессилие, вину; также нам может быть стыдно, что в семье происходит «такое». Эти реакции очень мешают действовать рационально.

Как поговорить с подростком?

Во-первых, успокоиться. Напомнить себе, что ничего страшного пока не произошло, и применить любые подходящие и доступные способы для возвращения себе спокойного состояния и доброжелательного настроя. Можно ходить, говорить с друзьями, писать беспокойные мысли и свои чувства на бумаге или в заметках (но не отправлять их), рисовать, пить кофе, включать медитации, выполнять дыхательные упражнения или практики осознанности, писать в группах поддержки — делать все то, что помогает отодвинуть беспокойные мысли и снизить эмоциональный накал.

Во-вторых, повторить несколько раз про себя или вслух, что вы любите своего ребенка, любые трудности можно преодолеть, а ценнее ребенка в жизни никого и ничего нет. Эти же слова можно сказать ребенку во время разговора.

После этого можно начинать разговор. В беседе важно меньше говорить и больше слушать, поддерживать спокойный темп, иногда держать паузу, задавать спокойные, уточняющие вопросы, честно и искренне рассказывать о себе. Это поможет подростку говорить обо всем более открыто. Если ребенку все же сложно начать, то помогут такие фразы: «Похоже, с тобой что-то происходит и тебе сложно об этом говорить. Попробуй поделиться — я очень постараюсь помочь».

В ходе разговора у подростка (да и у взрослого) может быть много эмоций. Иногда необходимо перетерпеть слезы или крик. В этот момент лучше удерживать себя от желания сказать: «Я не буду говорить с тобой, пока ты не успокоишься», «В таком тоне я не буду общаться», «Сейчас же рассказывай!» Вместо этого лучше заверить ребенка, что вы рядом и готовы его слушать: «Я тебе задаю вопросы, потому что ты мне дорог и я хочу помочь тебе», «Я очень боюсь за тебя, потому что я тебя люблю».

Суицидальные мысли можно обсуждать — это не приведет к усугублению состояния!

Наоборот, открытый разговор снижает остроту переживаний. Стоит подчеркивать временный характер существующих проблем, можно рассказывать о похожих ситуациях в вашей жизни или в жизни знакомых, из которых удалось найти другой выход и счастливо жить дальше. Также можно вспоминать позитивный опыт самого ребенка, когда у него получалось справляться со сложными ситуациями.
Полезно строить общие планы на будущее, вместе размышлять над альтернативными решениями критической ситуации (предлагать можно даже самые нелепые), искать значимые и ценные вещи в жизни, важных людей вокруг, предлагать свою помощь и посещение специалистов. Если вы и ребенок еще не готовы идти на прием или ожидаете очереди, можно обратиться за анонимной помощью на телефоны доверия и чаты поддержки. Но все же запланировать визит к специалистам на ближайшее время необходимо. При завершении разговора важно поблагодарить подростка за откровенность и договориться о дальнейших действиях (его, своих собственных и ваших совместных).

Автор Мария Афонина, клинический психолог АНО БО "Журавлик"

***
Напоминаем, что работает наша горячая линия психологической помощи подросткам, оказавшимся в сложной жизненной ситуации:

8 (800) 500-44-14

Время работы: пн-пт с 10:00 до 20:00 мск
Запишите, сохраните, поделитесь. И это точно #касаетсякаждого

Поддержать программу «Ловцы над пропастью» и работу горячей линии можно по ссылке zhuravlik.org

https://vk.com/wall-157766388_3649

[Admin]

«ЛОВЦЫ НАД ПРОПАСТЬЮ»: КУДА ОБРАЩАТЬСЯ ЗА ПОМОЩЬЮ

Друзья, и снова наступила среда, и снова на странице Травли NET мы публикуем материалы программы превенции подростковых суицидов #Ловцынадпропастью.

На прошлой неделе мы рассказывали о том, как можно поговорить с подростком, когда вы замечаете у него признаки психологического неблагополучия.

Сегодня мы напишем, куда обращаться за помощью.

НПЦ профилактики суицидов и опасного поведения несовершеннолетних на базе ФГБУ «НМИЦ психиатрии и наркологии им. В.П. Сербского» +7(495)963-71-25; Москва, ул. Потешная, д. 3, корп. 10

Клиника кризисной помощи в Центре им. Г.Е. Сухаревой ДЗМ +7(495)44-55-495, +7(991)595-22-28 (Будни: 9:30-10:00; 16:00-17:30; выходные и праздничные дни: 9:30-12:30; 16:00-17:30); Москва, 5-ый Донской пр., д.21А

Единый Общероссийский телефон доверия для детей и подростков 8-800-2000-122

Молодежный телефон доверия и чат психологической поддержки +7(863)237-48-48 https://mtd-help.ru/ Ростов-на-Дону

Кризисное психиатрическое отделение городской клинической больницы им. А.К. Ерамишанцева (для тех, кому уже исполнилось 18+) +7(499)940-04-30; г. Москва, ул. Ленская, д. 15

Также можно записаться на однократную консультацию к специалистам нашей программы. За время работы «Ловцов над пропастью» к нам успели прийти 4 семьи: 2 подростка совершали несколько суицидальных попыток, о которых родители не знали; еще 2 готовились к тому, чтобы их совершить. У всех подростков состояние тоски, безнадежности, ощущения себя бременем для окружающих длилось дольше года. Все эти подростки сейчас лечатся и получают психологическую помощь.

Будем рады, если вы расскажете о других местах, куда можно обратиться за помощью подростку, который не хочет жить, и его семье.

Автор Мария Афонина, клинический психолог АНО БО "Журавлик"

***
Напоминаем, что работает наша горячая линия психологической помощи подросткам, оказавшимся в сложной жизненной ситуации:

8 (800) 500-44-14

Время работы: пн-пт с 10:00 до 20:00 мск
Запишите, сохраните, поделитесь. И это точно #касаетсякаждого

Поддержать программу «Ловцы над пропастью» и работу горячей линии можно по ссылке zhuravlik.org

https://vk.com/wall-157766388_3663

[Admin]

«ЛОВЦЫ НАД ПРОПАСТЬЮ»: ЗАЩИТНЫЕ ФАКТОРЫ

Друзья, сегодня среда, и снова на странице Травли NET мы публикуем материалы программы превенции подростковых суицидов #Ловцынадпропастью.

У суицидального поведения существуют свои причины и мотивы (почему подросток к этому приходит), свои маркеры (как можно заметить признаки неблагополучия), а также триггеры (что становится последней каплей) и защитные факторы (что защищает и останавливает). Причины и мотивы и маркеры мы уже обсуждали раньше в наших прошлых публикациях, а сегодня поговорим о том, что может остановить подростка от совершения суицидальной попытки.

Итак, защитные факторы – это:

- доверительные отношения в семье;

- поддержка друзей и других важных для подростка людей;

- эмоциональная привязанность к близким людям и нежелание причинять им боль фактом своей смерти;

- мысли о неиспользованных жизненных возможностях (чего я лишусь, если сейчас меня не станет; что не увижу, что не смогу реализовать);

- важность собственного здоровья, страх боли и высокая чувствительность к боли;

- религия и культура (для тех подростков, кому это ценно и важно в течение всей жизни);

- чувство долга и необходимость выполнить какие-то обязательства (например, дождаться встречи с человеком, который ее очень ждет; купить подарок и приехать на день рождения, т.к. уже пообещал и т.д.);

- удовольствие от учебы или каких-то способов организации досуга;

- творческие планы и планы на будущее в целом (пусть даже небольшие и краткосрочные, например, поездка в лагерь на каникулах, покупка новой одежды через месяц, встреча с двоюродной сестрой через 2-3 месяца, окончание школы и т.д.).

В разговоре с подростком, который делится своими суицидальными мыслями или намерениями, важно выяснить, какие защитные факторы являются значимыми лично для него, и поговорить о них. Делать это нужно аккуратно, очень постепенно, уважительно, при помощи наводящих вопросов и без давления и морализаторства.
Разговор о защитных факторах поможет подростку увидеть, что в его жизни есть что-то, ради чего стоит продолжать жить.

Автор Мария Афонина, клинический психолог АНО БО "Журавлик"

***
Напоминаем, что работает наша горячая линия психологической помощи подросткам, оказавшимся в сложной жизненной ситуации:

8 (800) 500-44-14

Время работы: пн-пт с 10:00 до 20:00 мск
Запишите, сохраните, поделитесь. И это точно #касаетсякаждого

https://vk.com/wall-157766388_3690

[Admin]

Не уходи!

В Санкт-Петербурге за неделю покончили жизнь самоубийством несколько подростков. Неделю назад — 15-летние девушка и юноша, а теперь — две восьмиклассницы. Откуда берется культ смерти у подростков, что должно насторожить родителей в поведении ребенка? Татьяна Краснова спрашивает об этом у психологов. Текст был впервые опубликован в 2018 году.

Как выбрать жизнь

Центр паллиативной помощи. Высохшая до пергамента, неспособная пошевелиться старая женщина. Ей на вид лет сто, не меньше. На каталке ее везут с концерта – тут это обычное дело, концерт в холле. Сегодня была арфа.

– Вам понравилось выступление? – спрашиваю я.

– Очень! Очень! – шепчет старушка.

Нянечки возятся в узком коридоре, пытаясь развезти в разные стороны несколько каталок и колясок, и на пару минут мы остаемся одни в лифте. Что-то срабатывает в механизме, и лифт ощутимо вздрагивает.

– Что это? Что это?

– Не бойтесь, – успокаиваю я, – все в порядке.

– Как страшно! Вдруг оборвется лифт, и мы разобьемся! – и после короткой паузы, все еще очень испуганно. – Как страшно умирать!

Жить. Только жить. Любой ценой… На каталке, в памперсе, суп с ложечки – только бы слушать эту арфу в холле и видеть сирень за окнами.

***

Женщина чуть за 50. Тяжелая онкология. Готова на все. Любое лечение, любые страдания – только жить. Как бы страшно и больно ни было – только жить. У нее дочери, внуки, работа – такой интересный проект, так много не успела закончить. И розы на даче, и так хотелось попасть в Рим.

Только бы пожить. Хоть еще пару лет.

***

Парень лет тридцати. Спинальник. Тяжелая травма позвоночника. На инвалидной коляске. Он из тех, от кого мы, водители скромных малолитражек, шарахаемся к обочине, когда они болидами проносятся мимо на своих диковинных мотоциклах, на долю секунды оглушая нас ревом мотора. Вчера ему казалось, что нужна только такая жизнь: скорость, ветер в лицо, свобода…

Сегодня он будет делать все, чтобы встать на ноги. Месяцами, годами, через любую боль, через преодоление, через что угодно – только жить. Встать самому, других научить.

***

Ну и вот – двое семнадцатилетних детей.

У них все хорошо. Они молоды, красивы, здоровы, они влюблены, на дворе май, до конца школы чуть больше недели.

У них любящие, понимающие родители, не просто «благополучные», а очень хорошие семьи.

Их ждет последний школьный звонок, студенческая юность.

Они могут получить у жизни почти все, что у нее попросят.

Они просят похоронить их рядом.

Смерть – это свобода, которой нельзя насладиться

Я прихожу к своему собеседнику, Александру Сосланду, психологу, психотерапевту с огромным опытом работы с очень сложными пациентами, говорить именно об этом: как же так вышло, что самое дорогое, единственное по-настоящему бесценное, что у нас есть – жизнь – вдруг девальвируется до такой степени, что ее можно просто выбросить, отказаться от нее как от скучного вечера в неинтересных гостях.

– Неужели можно предпочесть смерть?

– Надо понимать, о каком образе смерти идет речь. Это не реальная, а мифологизированная смерть. Вообще, вся мировая культура занята именно этим – мифологизацией смерти, изображением ее в виде чего-то очень привлекательного. Начиная с большинства религий, сулящих после кончины рай, и заканчивая всем тем, что мы видим в современной молодежной интернет-культуре, вплоть до пресловутых «групп смерти».

Смерть изображается чем-то желанным. Это моментальное решение всех задач. Жизнь – сложная вещь, в ней много проблем, горя, насилия, противоречий. В жизни от тебя непрестанно чего-то хотят, на тебя давят, требуют. Смерть от этого освобождает.

В жизни твои родители ссорятся, изменяют друг другу, разводятся, «врут», что любят тебя, а сами, например, рожают других детей. Да мало ли что еще делают. А смерть избавляет и от этого. В своем мифологизированном виде она выглядит как очень привлекательный выход на свободу.

Единственное, чего подростки не понимают: насладиться этой свободой они не смогут. Оценить, почувствовать ее – уже не получится никогда.

– Но ведь одновременно с обещанием посмертного рая все эти религии жестко табуируют суицид. И вот чего я совсем не могу понять: любым живым существом руководит инстинкт самосохранения. Что же происходит с ребенком, который в своем желании «выпилиться», как они говорят, побеждает даже эти базовые инстинкты?

– К сожалению, очень часто кончают с собой дети, у которых мы не можем обнаружить серьезной патологии, способной «отключить» инстинкты. Нередко, к сожалению, проблему очень трудно обнаружить, потому что подростки, всерьез принявшие решение о суициде, демонстрируют диссимулирующее поведение.

– Что это значит?

– Это значит, что ребенок внешне сменяет свое депрессивное поведение на почти нормальное. Изображает примирение с родителями, окружающим миром, даже оптимизм. То есть всячески симулирует здоровье.

Вот трагическая история из практики – такого не пожелаешь ни одному из коллег: на терапии кончает с собой 14-летний подросток.

Мама приводит его к психотерапевту потому, что ребенок ведет себя «странновато» – замыкается в себе, становится раздражительным. В принципе, обычное подростковое поведение. И вроде особого повода для беспокойства нет, и на сессиях у терапевта ни малейшего намека на суицид не просматривается. Мальчик с удовольствием рассказывает о себе, делится впечатлениями об игре любимой футбольной команды, много говорит о том, как хотел бы жить в Скандинавии, какая там волшебная природа.

Мама очень рада тому, какой прекрасный контакт налажен у ребенка с терапевтом.

И вот на вечер назначен сеанс, все утро мама проводит вместе с ребенком. Выходит из комнаты буквально на минуту, а когда возвращается – сына уже нет, покончил с собой.

Катастрофа.

И сделать в этом случае практически ничего нельзя, и предотвратить такой исход нереально, так как ребенок намеренно отказывается идти на искренний разговор и просить помощи.

Надо, к сожалению, помнить еще одну вещь: все, что в нашей культуре связано с возвышенным, имеет отношение к страданию, а высшая точка страдания – смерть. А те самые спасительные инстинкты самосохранения часто маркируются нами как низменные. Значит, тот, кто их преодолел – герой.

И в молодежной культуре мы видим то же самое: суицид воспринимается как победа, преодоление и, как ни ужасно — подвиг.

– Это значит, что в своем стремлении победить страх смерти мировая культура зашла чересчур далеко. Или все-таки суицид – это следствие душевной болезни? В моей семье был опыт, когда речь шла не о подростке, а о взрослой женщине, и в специализированную клинику мы положили ее тогда, когда ни малейшего сомнения в том, что нужна немедленная помощь, уже не было. Больная разговаривала с несуществующими людьми, принимала собственного любимого мужа за шпиона вражеской разведки, наглухо занавешивала шторы, опасаясь слежки. Одним словом, подавала все сигналы большого бедствия. Приехав в клинику через три дня, мы встретили уставшего, подавленного, но совершенно трезвомыслящего человека с полной критикой к своему состоянию.

– Большая радость, когда симптомы заболевания так ярко выражены. Они так же легко и снимаются современными медикаментами. Но огромное большинство психических расстройств имеют более мягкий регистр. Именно поэтому многие специалисты справедливо указывают на то, что люди с такими расстройствами практически ничем не отличаются от так называемых «нормальных». И в этих случаях можно что-то уловить, только если человек сам, а не под давлением, например, родителей идет на контакт и готов принять помощь.

– Сын моей подруги, выросший на моих глазах, симпатичный и добрый парнишка, дожив до «переходного возраста», поступил, как я теперь понимаю, совсем не так уж плохо: запустил учебу, увлекся девушками и гулянками. Стал возвращаться домой под утро, таскать из маминого кошелька деньги и скандалить со всей родней. Естественно, что подруга, серьезный человек с высшим образованием и успешной карьерой, считала происходящее катастрофой. После случая с двойным суицидом она позвонила мне и сказала: «Судя по всему, у меня не все так уж плохо!»

– Ну, нельзя сказать, что это хорошо, но это плохая норма. Не самая приятная вещь.

Но вот если ребенок стал чересчур увлекаться философией, чересчур погружаться в эзотерику, уходить в себя – тут, пожалуй, следует насторожиться всерьез.

Они должны вкалывать?

Вот про эту самую «настороженность» я думаю не переставая.

Я не психиатр и не психолог. Сейчас, кстати говоря, впервые всерьез жалею об этом.

Но каждый год я вижу их, семнадцатилетних, невероятно разных и хрупких настолько, что смотришь и диву даешься: как же все мы (да, не ОНИ, а именно МЫ) смогли перебраться через эту Зону, часто – в одиночку, без всякой помощи, даже не бросая перед собой пробные камешки, как персонажи «Сталкера», а продираясь напролом. Кто на свет, кто во тьму.

Мальчик, которого ко мне приводят мама, папа и бабушка.

Перед нашей встречей долго идут предварительные переговоры. Меня предупреждают о том, что мой будущий ученик крайне психически неустойчив, гениален, тонок, не похож на сверстников. С ним надо быть неимоверно осторожным. Так говорит психолог.

На первой встрече родственники перечисляют достижения ребенка: стихи, пьеса, гениальная игра в школьном театре. Мальчик подсказывает: «Роман. Вы не сказали про то, что я пишу роман!»

С поступлением все сложно: литературный институт? Консерватория? ВГИК?

Три занятия подряд мальчик не может выучить таблицу неправильных глаголов. Нет, «не может» – неправильное слово.

– Тебе просто лень, – констатирую я.

– Я не могу так напрягаться. Это невыносимо.

– Невыносимо – бежать в армии кросс в полной боевой выкладке. Ну, то есть для тебя это невыносимо. А будешь балбесничать – придется.

Вечером мне звонит бабушка. В слезах, всерьез огорченная.

– Мы страшно за него боимся. После вашего занятия он пришел и лег лицом к стене. Он не хотел с нами говорить. Мы звонили его психологу. Мальчик рассказал ей, что вы его оскорбили. Он больше не хочет заниматься английским.

Я требую мальчика к телефону.

Как ни странно, он встает с дивана и подходит к трубке.

– Вот что, – говорю я очень сердито, – чтоб завтра был на уроке вовремя, со счастливой улыбкой и вызубренными глаголами. Голову будешь морочить своим несчастным родственникам. Понял меня?

Мы становимся друзьями. При попытке отлынивать от работы и рассказывать о глубоких личных драмах я прошу прекратить «погорелый театр». Впрочем, и попыток особых Гриша больше не делает.

«Мы» поступаем на иняз в педагогический, «у нас» все отлично.

Сегодня Грише сильно за тридцать, у него жена, дочка и успешный бизнес вдали от сцены и литературы.

Мы иногда перезваниваемся. Гриша вспоминает меня с нежностью. Я его – с ужасом. Что, если бы я «промахнулась»? Что, если бы в тот день он не захотел встать с дивана. Никогда. Это могло быть? И еще как могло, как я теперь понимаю.

Еще – годы спустя мне звонит его бабушка. Благодарит и говорит: «Мы могли его потерять!»

Девочка. Худенькая, с косой и плетеными «фенечками» на тонких запястьях.

Строгая элегантная мама.

Говорит мама, девочка молчит и смотрит в стол.

– Мы все в нее вложили. Ей предоставлены все условия. Я не знаю, что будет, если она не поступит.

– Ничего особенного не будет, – аккуратно сообщаю я.

– Как вы можете такое говорить! Она должна работать! Вкалывать! Если она не поступит – это конец. Я не знаю, что я с собой сделаю.

– Сделайте это прямо сейчас, – приглашаю я, – и дальше мы погорюем и будем готовиться к ЕГЭ.

Мама потрясена.

– Это Толкиен? – вдруг одними губами шепчет девочка, – это у вас Толкиен? И «Хроники Нарнии»? Вы любите Толкиена? Правда? Так бывает?

Я киваю заговорщицки.

Она очень хорошо учится весь год, становясь из тонкой просто прозрачной.

Она способная и трудолюбивая. У нее очень хорошие результаты. Только отучить ее плакать над каждой ошибкой я так и не могу.

ЕГЭ она проваливает с треском.

Там, в ее аудитории, кому-то становится плохо, сорвавшегося ученика волокут к дверям, кто-то кричит на дежурных, чтоб они что-то там не смели, вызывают врача…

Моя тонкая и эмпатичная Катя не может собраться, плачет и пишет в этих чертовых ЕГЭшных клеточках чушь, которую в спокойном состоянии не написала бы никогда.

– Это конец, – с ужасом слышу я в телефонной трубке Катин голос. Поговорить с мамой не удается. Мама играет спектакль «Все пропало».

От знакомых я узнаю что-то про клинику неврозов, про стационарное лечение.

Потом их след теряется.

Еще одна страшная для меня история.

Что-то же я могла сделать? Или не могла?

Не моя область.

Я не специалист.

Надо найти подростку значимого взрослого

Передо мной – молодая красивая женщина с модной прической (буйные кудри, выбритый висок), в стильных очках и джинсовой курточке.

Врач-психиатр, заведующая первым отделением Научно-практического центра психического здоровья детей и подростков имени Г.Е. Сухаревой Нина Буромская.

Мы говорим с доктором в недавно отремонтированном, чистом и приветливом корпусе НПЦ. Я ловлю себя на том, что страшного, больничного впечатления, к которому я подсознательно готовилась, это место совсем не производит. Пациенты Нины Ивановны – дети от трех до 18 лет, попавшие в НПЦ «по скорой», то есть – поступившие в больницу внепланово, экстренно.

Мы говорим все о том же опасном «переходном возрасте».

– «Трудный возраст» – это естественный этап развития человека. Подросток впервые знакомится с собой самим, и не так, как малыш, стоящий перед зеркалом и узнающий свое отражение. Тут все иначе. Подросток внезапно осознает себя выросшим, отдельным от семьи и родителей, не похожим на других. Это огромная гормональная и социальная перестройка. И похоже, что сегодня она проходит труднее, чем когда-либо. Наш мир сильно изменился. Еще никогда дети 13-14 лет не подвергались воздействию такого мощного потока информации.

– Значит, дело все-таки в интернете?

– Во многом это так. До появления интернета наше общение было ограничено довольно узким кругом людей – родственниками, одноклассниками, соседями по дому, по двору. Это общение было личным, и отношения с окружающими приходилось выстраивать тоже лично, самостоятельно.

Чтобы встретиться с друзьями, надо было позвонить по телефону, выйти во двор. Знания о мире мы получали из телевизора и из книг.

Сегодня наши дети ежедневно пропускают через себя громадный объем обезличенной информации, и информация эта не всегда самая доброкачественная.

Интернет обеспечивает почти полную анонимность, что часто дает дорогу агрессии. Многое из того, что люди пишут друг другу в социальных сетях, никто не решился бы сказать постороннему в лицо.

Часто интернет становится тем местом, куда сливают агрессию, стресс, негативные переживания. Дети проводят там очень много времени и не всегда могут трезво оценить и отфильтровать то, с чем сталкиваются.

– Что же делать с интернетом? Запрещать?

– Это невозможно. Можно пытаться контролировать время, которое ваш сын или дочь проводят в сети, отслеживать, какие сайты они посещают, но и это очень сложно.

– Значит, «лишать компьютера» бесполезно?

– Видите ли, наказывая ребенка таким способом, мы, сами того не желая, учим его искусству манипуляции. «Если ты не сделаешь того, что я требую, я лишу тебя интернета!» Стоит ли потом удивляться, услышав от подростка: «Ты купишь мне новый телефон (отпустишь гулять в полночь), или я покончу с собой».

– Скажите, есть ли такие родители, против которых подростки не бунтуют?

– Бунтуют против любых. Самых умных, самых успешных, самых уважаемых. Подростку жизненно необходимо отстоять свою независимость, найти поддержку среди ровесников. К сожалению, в этот период он скорее готов поверить первому встречному, чем своей собственной семье.

– Так что же делать?

– Как вариант – заранее искать для подростка постороннего значимого взрослого, которому можно довериться. Учителя, тренера, руководителя клуба, секции. Это очень важная фигура. Еще важной фигурой может и должен стать терапевт.

– Знаете, после недавних страшных событий в моем близком кругу я стала спрашивать своих семнадцатилетних учеников, детей из благополучных семей: «Если сейчас я вскрою твой аккаунт в социальной сети, что я там увижу?» Я получила очень пугающие ответы. Большинство отводят глаза и признаются, что там вот именно это: видеоклипы, в которых подростки кончают с собой, жестокое японское аниме, стихи о смерти, несчастная любовь и суицид как решение всех проблем. Ни о каких «группах смерти» они не говорят, а вот о том, что «все достали» и хочется «выпилиться» – сплошь и рядом. Просят «только не говорить предкам». Получается, идея ухода из жизни как «решение проблемы» висит в воздухе. И все-таки, к счастью, этот выбор делают немногие. Что же должно испугать, насторожить родителей, заставить их немедленно искать помощи?

– Настораживать может многое. Скажем, резкое изменение привычек, даже резкое снижение успеваемости (это может быть связано не с ленью, а с тем, что на фоне эндогенной депрессии всякая умственная деятельность дается с большим трудом). Плохой знак – это то, что подростки называют селф-харм (от англ. self harm – причинять себе вред) – самоповреждающее поведение. Подросток может резать или просто царапать себе руки и ноги, биться головой о твердые предметы, вырывать себе волосы. К сожалению, очень часто в таком состоянии он будет до последнего отказываться от контакта с родителями. А самое главное, что нужно сказать людям, которые раздумывают, стоит ли обратиться к специалисту: психиатры – не звери, не садисты, не каратели, а психиатрическая больница – не тюрьма!

Сегодня можно получить психологическую и психиатрическую помощь так, что это ни в коей мере не скажется на будущем ребенка. А ведь именно этого родители боятся, как огня: «Мы обратимся в клинику, и на нас будет клеймо, мы получим “волчий билет”» и так далее. Нет! Такого уже давным-давно нет! Наш Центр не ставит детей на учет. Мы этим не занимаемся! Это не входит в наш функционал.

Даже если ребенок госпитализируется, при выписке он и его родители имеют право написать заявление с отказом от передачи сведений в диспансер и другие учреждения. Это означает, что любая информация о ребенке является закрытой.

Мы не сообщаем, например, в школы о том, что вы обращались за помощью. Об этом не узнают в районной поликлинике. То есть практически эта помощь анонимна: вся информация остается только в Центре.

Обращаться за помощью безопасно – это главное.

Ведь профилактика – это гораздо лучше, чем борьба с последствиями.

– Особенно если последствия необратимы.

– Именно так. Поэтому, если возникают какие-то сомнения, лучше записаться на прием к специалисту. Часто специалист как раз и становится тем взрослым из «внешнего круга», которому можно довериться. Бывает, что на таких приемах срабатывает «эффект попутчика в электричке», которому ребенок рассказывает все, что так наболело. И происходит это не потому, что он родителей не любит. Некоторые обижаются: «Ну что ж такое, почему он не рассказал этого нам?!» Дело в том, что в таких случаях специалист в глазах подростка – это часто и есть вот такая «безопасная фигура», которой можно доверять.

Ведь родители порой не могут сдержаться и не выносить оценочных суждений. Часто ребенок слышит в ответ на свой рассказ: «Какой ужас! Ты поступил плохо, неправильно!»

– А есть еще такая прекрасная конструкция: «А я говорила! Я тебя предупреждала!»

– Это худший вариант, после такого заявления вообще не захочется ничего рассказывать, и не только подростку, а и вполне взрослому человеку!

Дорогие родители!

Если у вас появились сомнения и опасения, если изменилось эмоциональное состояние и поведение ребенка, если он замыкается в себе, если он стал раздражителен, если вы заметили какие-то самоповреждения, лучше обратиться за помощью.

Это не сложно. У нас вполне информативный сайт. Есть регистратура, мы оказываем бесплатную помощь москвичам, если есть желание получить консультацию в ускоренном порядке или показать нам иногороднего ребенка, есть регистратура платных услуг. У нас работает кабинет кризисной помощи, который по будням принимает в день обращения. По крайней мере, родители могут получить ответ на свой вопрос: есть ли тут реальная проблема, надо ли госпитализировать ребенка или можно решить дело амбулаторно, нужна ли тут психокоррекционная работа?

Но что еще чрезвычайно важно: в подавляющем большинстве случаев проблемы ребенка – это не только его проблемы. Это беда семейная. Не бывает так, чтобы в конфликте была виновата только одна сторона. Участников как минимум двое, и ответственность за конфликт лежит на всех. Иногда родители отправляют ребенка к психологу, чтобы подкорректировать его поведение. А ведь часто нужна семейная психокоррекционная работа. Нельзя просто «вправить мозги» подростку. «Вправлять» их нужно всем.

Иногда нужно совсем немного для того, чтобы помочь родителям понять, как им общаться с этим непонятным существом, в которого внезапно превратился их милый ласковый малыш. И подростка не так уж сложно научить общаться с этими внезапно «оглохшими» родителями, которые не хотят его слышать.

– Нина Ивановна, все-таки число обращений к вашим коллегам за последнее время выросло?

– Выросло. И это очень хорошо, потому что люди приходят к пониманию того, что психиатр – это не вред, а помощь. Не так давно мама одного из наших пациентов, дама из «медийных кругов», сказала: «Я не скрываю, что мы обращаемся к вам. Свой психоаналитик есть у каждого второго европейца!» Мне очень радостно это слышать, и это хорошая «мода»: значит, мы можем помочь большему числу детей.

– Мы говорим с вами накануне ЕГЭ, который сам по себе выступает для ребенка большим стрессом.

– К сожалению, к нам все чаще попадают учащиеся выпускных классов. И это неудивительно. Надо иметь недюжинную волю и железные нервы, чтобы хоть как-то противостоять той истерии, которую иногда нагнетают учителя и родители вокруг ЕГЭ. Давайте задумаемся, так ли уж ценен для вас этот «важнейший» экзамен и много ли детей в 15-16 лет способны принять решение, которое определит всю их оставшуюся жизнь…

Дорогой, не уходи!

Я дописываю этот текст под писк мессенджера.

Подруга спрашивает меня, как связаться с адвокатом: только что погиб старшеклассник, сын ее знакомых. Полиция возбуждает уголовное дело о доведении до самоубийства. Одноклассники погибшего мальчишки пишут друг другу сообщения: «Это из-за оценки».

Этого не бывает только из-за оценки.

Но последней каплей может стать все что угодно.

Похоже, что мы своей ненавистью и агрессией, разлитыми в воздухе, сделали этот мир непригодным для жизни. Где-то был нарушен какой-то очень важный контракт, и теперь, как в страшной сказке, крысолов уводит из города наших детей.

Я не хочу ничего «обесценивать». Ваши принципиальные позиции очень важны. Ваши убеждения ценны, ваш опыт требует к себе уважения. Да и поступление именно в этом году, именно в этот университет – страшно важная штука.

Порядок в доме, уважение к старшим, приличный внешний вид, хорошее поведение – принципиальные вещи.

Только вот какая история…

Если вы стоите под стенкой высотного дома, рядом с вами мигает истерическим синим светом бесполезная скорая, а на асфальте перед вами лежат два черных пластиковых мешка, ценность всего «правильного» стремится в сторону отрицательных величин.

***

Как же объяснить тебе… Как остановить…

Как сказать, чтоб услышал?

Дорогой, не уходи.

Пожалуйста, не уходи.

Мы ничего не понимаем, мы старые, бестолковые идиоты, мы ничего не понимаем, но мы очень, очень постараемся помочь.

Только не уходи.

Без тебя невозможно.

https://www.pravmir.ru/podrostok-i-suicid/

[Admin]

Чувство одиночества, которое испытывает подросток, предпринявший попытку суицида, — это его реальность, данная ему в ощущениях. Истинной картины вещей это чувство может не отражать

Трудную тему суицидов детей мы обсуждаем с детским психиатром-суицидологом Еленой Вроно.

Подросток на грани суицида — не обязательно «девочка со спичками»

— Детские, подростковые самоубийства обычно связывают с тем, что ребёнок был одинок или брошен. Бывает ли такое — семья благополучная, а ребёнок всё равно делает суицидальные попытки?

— В те времена, когда полностью функционировал Московский суицидологический центр, там было подразделение, которое называлось «Подростковый суицидологический кабинет». После десяти лет его работы мы провели статистическую обработку карточек всех пациентов, которые там наблюдались. Более чем в 70% случаев непосредственным поводом к суициду была какая-то ситуация — конфликт в группе, неудача, угроза разоблачения — что-то, что, случилось с ребёнком и, по его мнению, было очень стыдно. Но, когда мы начинали разбираться с ситуацией, семейную дисфункцию, как правило, тоже находили.

Самая благополучная семья, как оказывается, не всегда способна обеспечить ребенку тыл. Но, для того чтобы чувствовать себя одиноким, подростку совсем не обязательно быть «девочкой со спичками». Можно быть ребенком из очень обеспеченной семьи с благополучным окружением, и при этом иметь ощущение, что тебе не с кем перемолвиться словом, и никто тебя не понимает.

При этом важно иметь в виду: расстройство настроения у ребенка — это психическое заболевание. И чувство одиночества, которое он испытывает, — это его реальность, которая дана ему в ощущениях. Истинной картины вещей это чувство может не отражать.

Такое самоощущение — это проблема подростков, они всегда ранимы, имеют крайне неустойчивую самооценку. Подросток, — просто потому, что он подросток, — склонен к крайне неустойчивому настроению. Так проявляется пубертат.

Поддержанием психической стабильности в нашем организме заведует сложная биохимическая система. В подростковом возрасте мы все делаемся очень хрупкими и очень стрессонеустойчивыми. С точки зрения взрослого ситуация может быть ничтожной по своей трудности.

Но у подростка обязательно есть коммуникативные проблемы, потому что слова непоспевают за теми чувствами, которые он испытывает, — это называется алекситимия.

Как правило, люди, которые приходят посоветоваться после того, как ребёнок совершил попытку суицида, говорят, что это было для них совершенно неожиданно. «Ничего не предвещало, не произошло ничего такого, из-за чего на свою жизнь замахиваться».

На это подросток, участвующий в общем разговоре с врачом, иногда отвечает: «Я вас предупреждал, я вам намекал. Я, оставлял включенным компьютер, где была открыта статья о суициде. Я вас спрашивал о похоронах умерших родственников. Я все это делал не зря, потому что знал, что другого выхода у меня нет».

Что такое настоящая брошеность

— Вы сказали, что в семье подростков, предпринимавших попытку суицида, при подробном рассмотрении всегда можно найти серьезные проблемы. В чем разница между внешним и подлинным благополучием семьи?

— Иногда внешнее благополучие прикрывает собой то, чего на вывеске нет. Например, благополучная семья обеспечена всем. Это благополучие не падает с неба – значит, в семье есть кормилец, часто это отец. Если отец – кормилец, — ни сил, ни времени на детей у него, как правило, не остаётся.

Получается жесткое распределение ролей, когда жене передаются все обязанности по воспитанию детей, а папа всё время на работе. Но ребёнку совершенно необходимо чувствовать интерес к себе со стороны и матери, и отца. И если отец совсем не находит времени на детей, передав все родительство жене, у ребенка может возникнуть ощущение «отцу я не нужен», эмоциональная депривация, очень большая дистанция между ребёнком и отцом. Это – благодатная почва для внутреннего конфликта и многих проблем.

Или же другой частый вопрос: что лучше для ребенка — работающая мать или мать, посвятившая себя дому, семье, детям?

Мать, которая сидит дома и не имеет собственной жизни, или социально активная мать? И однозначно никогда не скажешь. Ведь можно сутками быть дома, и не быть по-настоящему близкой с ребенком. Можно наглаживать ему одежду, убирать его комнату, но не иметь никакого душевного контакта при этом.

Эмоциональная близость совершенно не зависит от того, чем занимается мать. Помню, у меня была очень успешная коллега, вместе с нами она поехала на научную конференцию, но каждый день в восемь вечера по Москве куда-то исчезала.

Как потом выяснилось, она по телефону пела колыбельную своему маленькому ребенку. Качество эмоционального контакта с ребенком совершенно не связано с тем, сколько времени мы проводим дома, сколько времени мы можем уделить самому ребёнку. Возможность и форма контакта есть всегда, нужно просто найти такое время, когда вы бываете со своим ребенком, и когда ребенок чувствует — вот сейчас он для вас самый главный. Вы – полностью с ним, готовы слушать, сопереживать, участвовать. И если такого не получается никогда – это и есть брошеность, уже вполне объективная.

Подростковый суицид часто спонтанный и импульсивный

— Есть ли разница в суицидальных попытках, поведении подростка и взрослого человека?

— В случае со взрослыми истинные суицидальные попытки, как правило, тщательно готовятся. Взрослые суициденты стараются сделать так, чтобы исполнению их желания убить себя ничего не помешало. Если же взрослый совершает спонтанное самоубийство, — скорее всего, оно демонстративное. Это не значит, что человек не нуждается в помощи, и он шантажист, но, тем не менее, мы это воспринимаем как демонстрацию.

У подростков столь жесткого разделения нет. В тот момент, когда подросток совершает спонтанную попытку самоубийства, он действительно хочет умереть.

Но это намерение может быть мимолетным, оно так же моментально может исчезнуть. При этом медицинские последствия таких попыток могут быть ужасны, потому что в такую минуту подросток в качестве инструмента самоубийства хватается за что угодно.

Это может быть острый предмет, какая-то бытовая химия, открытое окно на любом этаже.

В момент, когда подросток решается на самоубийство, он находится в крайне суженном сознании; пожалуй, сходное состояние передает выражение «он ослеп и оглох от ярости».

Эмоциональное напряжение в этот момент настолько велико, что подросток совершенно не просчитывает последствия. Итог спонтанных самоубийств — как повезет. Подростки — люди чрезвычайно везучие, и при падении даже с очень большой высоты они часто остаются живы.

Например, однажды ко мне на приём пришёл тринадцатилетний мальчик с обеими руками от плеча до кисти в гипсе. С ним вместе пришел отец и рассказал: был очередной скандал из-за школьных проблем. И в какой-то момент мальчик сказал: «Если ты сию секунду не замолчишь, я выпрыгну в окно!» И отец ответил: «Прыгай!»

«Я спортсмен, — сказал отец, — у меня прекрасная реакция. Я был уверен, что я его поймаю, но не успел». В итоге ребёнок рухнул с третьего этажа и сломал обе руки. Это пример того, как может развиваться ситуация, когда мы находимся на высоте аффекта. В этот момент нам очень трудно остановиться в объяснениях с ребенком, а на самом деле, как только речь заходит о самоубийстве, нужно перепугался до смерти и немедленно отыграть ситуацию назад.

— Бывает ли так, что подросток готовится к самоубийству – вынашивает план, продумывает подробности?

— Да, подростки совершают и такие самоубийства, которые готовятся заранее. Как и взрослые, подростки могут переживать эмоции, психологические кризисы, которые толкают их к совершению самоубийства. И клинической депрессией подростки болеют, а депрессия заставляет человека воспринимать мир как тревожный, враждебный и угрожающий.

Что должно произойти, чтобы план самоубийства сложился, вызрел и был приведён в исполнение, однозначно сказать нельзя.

Всегда будет событие, коллизия, которая сыграет роль последней капли, но что именно послужило первым толчком, мы не скажем; самоубийство – это тайна. При этом родители вполне могут не считать те сигналы, которые подросток им посылал, – просто потому, что эти сигналы иногда настолько неявные, что их действительно сложно заметить.

Вербальные и невербальные сигналы о готовящемся самоубийстве – это вообще долгий и сложный разговор для специалистов. Мне кажется, в популярном формате про эту тему говорить не стоит, иначе мы рискуем загнать родителей в безвыходную ситуацию, когда любое телодвижение ребёнка будет рассматриваться через лупу, со страхом, что это – угроза самоубийства. Это приведёт только к увеличению родительской тревоги.

А чем больше тревожатся родители, тем более это нервирует самих подростков.Причём иногда тревога заставляет родителей видеть беду там, где её нет, и не замечать её признаки там, где они есть с очевидностью.

Как понять, что ребенок на грани

— Есть ли все же какие-то признаки, знаки опасности: ребенок на грани, реален суицид? Например, ребёнок замкнут, и у него нет друзей, — это опасно?

— Возможно, у вас просто интровертный ребёнок. Это проявление его темперамента, и, возможно, обычная общительность, которую мы считаем удобной, ему не нужна. Если ребёнок предпочитает обдумывать вопросы в одиночестве и не обсуждать с кем-то свои проблемы, — это его склад характера.

Другое дело, когда вы видите, что ребёнок резко изменился. Был весёлый, болтливый, общительный, совершенно бездистантный — и вдруг стал сидеть в уголочке и стремиться к уединению. Теряет друзей, обижается на всех, не особенно проявляет эту обиду и не жалуется, а просто бледнеет, худеет и молчит.

Такие изменения должны толкнуть родителей не на мысль о готовящемся самоубийстве, а на то, что у ребёнка есть какое-то эмоциональное расстройство или проблема, настолько для него трудная, что он замучился ее преодолевать. Он нуждается в помощи. Если не знаете, как эту помочь организовать, не бойтесь обращаться к специалистам.

— Если ребёнок вдруг не хочет идти в школу настолько, что у него действительно поднимается температура, то есть включается психосоматика, — это признак конфликта?

— Это признак того, что что-то происходит. На мой взгляд, в этой ситуации ребёнка однозначно нужно оставить дома, дать ему время для передышки, а затем поговорить и попытаться выслушать. Затем надо отправляться в школу и выяснять, что происходит.

У меня есть пациент, сейчас ему уже около пятнадцати лет. В детстве он пережил тяжелейшую травму — у него умер горячо любимый отец. Ему было сложно в школе, и школа совершенно неожиданно пошла навстречу — они перевели его на домашнее обучение. А дальше он работал с психологом, лечился у меня, это продолжалось года два.

Теперь он вернулся в школу, он понимает, что это нужно, но не испытывает от пребывания в коллективе особой радости. Более того, весь год он болеет раз за разом. Пребывание в коллективе — это нагрузка на его эмоциональную сферу, в связи с этим способность сопротивляться инфекциям падает. Кроме того, когда он входит в школу, увеличивается число контактов, и он с легкостью подхватывает инфекции. Но болеет он, надо сказать, со вкусом и с удовольствием.

— Есть ли какие-то хрестоматийное ситуации, в которых учащается вероятность детского суицида? Переезд, смена школы? Как подстраховать ребёнка?

— Смена школы всегда вызывает реакцию адаптации. Случается, довольно болезненную. Иногда мы меняем школу не потому, что уехали в другой город, а на лучшую, которая больше соответствует нашим чаяниям. В этом случае ситуацию нужно детально обсудить с самим ребенком и нужно быть готовым к тому, что он этой смене будет сопротивляться.

В старой школе у него сложились отношения, какая-то компания, и вообще в новое плавание пускаться страшновато.

Родителям нужно найти аргументы, чтобы убедить его: это стресс, который нужно пережить. Причём переживать этот стресс нужно вместе.

К счастью, при наличии сегодня мобильного телефона и социальных сетей, человеческие связи всё-таки не рвутся так фатально, как раньше. Если ребёнок переезжает в лучшие условия – например, в новой квартире у него появляется своя комната, — это конечно мощная компенсация. Но в целом для подростка, который по определению не стабилен и склонен к снижению настроения, не уверен в себе и в окружающих, переезд или смена школы — это очень травматично.

Как говорить с ребенком о его состоянии

— Как следить за ребенком, чтобы у него не было ощущения «за мной устроили слежку»?

— Нужно не следить, а разговаривать! Нужно задавать прямые вопросы! Много раз родители жаловались мне: «Мы не решаемся задавать прямые вопросы. Вдруг мы тем самым подскажем ему мысли о самоубийстве?» Не нужно этого бояться!

Вопросы должны быть прямые, а в разговоре должны использоваться я-конструкции. Не «ты меня разволновал», а «я очень волнуюсь», «я напуган твоим поведением», я в недоумении», «я не знаю, что делать», «давай попробуем разобраться».

— Как уговорить ребенка пойти к специалистам?

— Скажите, что это нужно вам. «Мне для моего спокойствия нужно, чтобы ты сходил к врачу». На самом деле, когда родители говорят: «Мы его не уговорим! Это совершенно невозможно!» — чаще всего это проекция их неуверенности и их собственных страхов перед психологом и психиатром.

Обратиться к специалисту можно в два этапа: сначала прийти без ребенка и обсудить ситуацию. При этом важно понимать, что никакие прямые рекомендации даны не будут – чтобы дать рекомендации, врач должен видеть ребенка лично.

Но иногда выясняется: вся проблема в том, что у родителей высокий уровень тревоги, и то, что якобы происходит с ребёнком, — это их трактовка ситуации. Бывает, люди, которые приходят ко мне посоветоваться по поводу ребёнка, уходит с рекомендациями для себя.

Но, побывав у специалиста и рассказав об этом ребенку, вполне можно сказать ему: «Психолог просил тебя прийти. Есть вопросы, ответы на которые знаешь только ты». Как правило, никого из подростков силой тащить не приходится. А уж эффективность дальнейшего разговора — вопрос харизматичности врача; сумеет или не сумеет он установить личный контакт.

От пустяка до гамлетовских вопросов

— Бывает, что внимательные родители отследили все, что можно, подстраховали все травмоопасные ситуации, а ребенок «сломался» на ровном месте. Но разве можно учесть, увидеть все?

— Жизнь подростка вообще трудна, в ней масса ситуации, когда, с его точки зрения, он не справляется или выглядит смешным. И все эти конфликты он переживает космически. Подросток полон катастрофических реакций, любую свою неудачу он будет оценивать чрезвычайно трагически; редко когда в стрессовой ситуации он может посмеяться над собой и успокоиться. Если нам повезет, то своими проблемами подросток с нами поделится.

Здесь нужно быть готовыми к тому, что с точки зрения взрослого его проблема может оказаться пустяшной.

Но от саркастичности и иронии в разговоре с подростком нужно удержаться всеми силами.

Даже если, с вашей точки зрения, всё происходящее – ерунда, но мы видим, что ребёнок убит, потрясён и делится с вами своими эмоциями, нужно напрячься и попробовать его понять. А вот приводить себя в детстве в пример своему сыну или дочке, на мой взгляд, — порочная практика. Мы, конечно, все были подростками, но жили абсолютно другой жизнью, и возникающие аналогии — весьма сомнительны.

— Такая космичность в восприятии окружающего мира у подростка — признак серьезных философских поисков или какая-то особенность возрастного мышления?

— Это остатки того мистического мышления, которое вообще свойственно ребенку. Маленький ребёнок искренне считает, что всё,что происходит в мире, происходит из-за него, для него и по причине его неправильных поступков. Например, если родители разводятся, ребёнок считает, что они разводятся с ним из-за его плохих поступков.

Такое же сказочное сознание продолжает сопровождать ребенка на протяжении практически всего пубертата. Всё, что происходит в мире, касается его непосредственно, любую ситуацию он склонен персонифицировать, и, если происходит что- то плохое, в первую очередь чувствует виноватым себя.

Это не глубокие философские поиски — это инфантильность, эгоцентризм, страх и тревожность. И даже если внешне подросток выглядит весьма уверенным, на самом деле внутри он чувствует тревогу и страх. Вовне такое поведение может проявляться как агрессия.

Один из популярных ныне психологов однажды сказал: «Можно подумать, что «подросток» — это диагноз». И, по сути, он прав: пубертат — это очень нестабильное состояние, даже если по внешнему впечатлению всё происходит очень неплохо.

Даже если мы не теряем контакт, подросток более-менее уравновешен, из школы не вылетает, чем-то интересуется, не бьет смертным боем братьев и сестёр, — тем не менее, мы должны всё время помнить: ребёнок переживает трудный период, и в любой момент может начаться какая-то декомпенсация — резко упасть настроение, возникнуть тревожное расстройство. Это может случиться неожиданно, и чем внимательнее мы будем, тем больше надежды, что заметим это не с опозданием.

Подростки – особые люди

— Есть ли что-то в теме суицидов, что для вас самой — до сих пор загадка?

— Суицид — это вообще загадка. Человек, совершающий самоубийство, как будто пренебрегает инстинктом самосохранения. Это базовый инстинкт, и, кажется, если человек его преодолевает, — он абсолютно безумен. Но подростки вообще устроены не так, как взрослые. У подростков не вполне сформировано то, что называется представлением о ценности человеческой жизни, причём это касается как своей собственной жизни, так и чужой.

В свое время была целая серия работ, где сравнивались психологические профили подростков, совершивших попытку самоубийства, и подростков, участвовавших в разбойных нападениях, преступлениях против личности. И оказалось, что эти психологические профили очень схожи — это люди, которые не ощущают ценности человеческой жизни.

Они с легкостью идут на рискованные акции, чтобы доказать свою правоту, повысить свою ценность в группе. Подбить подростка, особенно в группе, на рискованную акцию, даже ту, которая опасна для его жизни и здоровья, вполне возможно.

Подростки — это особые люди. Правда, не нужно думать, что они говорят на таком языке, которые мы совершенно не можем понять. Но при этом они слабее, чем кажутся, чем видится по их поведению. Подростки бывают ужасно жестокими, ужасно холодным, очень толстокожими. Но часто это лишь маска, и это нужно понимать.

Очень часто нас не хватает на то, чтобы просто чуть-чуть отойти, не врываться без стука в комнату ребенка, не делать там уборку без разрешения хозяина, попросту оставить его в покое… Для подростка очень важно – уважение к нему.

Когда ребёнок болен

— Бывают ли какие-то физические заболевания, усугубляющие психическое состояние ребёнка?

— Прежде всего, эндокринопатия и любые нарушения функции щитовидной железы. Причём на поведении чрезвычайно отражается как гипофункция, так и гиперфункция. Если ребёнок хватает любую инфекцию, постоянно болеет, конечно, его в первую очередь должна обследовать педиатры, но нужно иметь в виду, что это возможный признак его беспокойного внутреннего состояния.

— Есть мнение что суицид — естественный исход некоторых заболеваний, например, клинической депрессии. Так ли это?

— При клинической депрессии суицидальные попытки действительно часты. Более того, если ребенок пережил попытку суицида, и у него есть другие признаки заболевания, диагноз «клиническая депрессия» ставят стопроцентно.

Клинически очерченная депрессия — заболевание, которое реально угрожает жизни не только подростка, но и взрослого. Клиническая депрессия — это психическое расстройство.

Другое дело, что подростковом возрасте депрессия протекает под маской нетипичных симптомов.

И очень часто мы сталкиваемся с такой картиной: это депрессия но диагностировать её трудно, и подросток оказывается в поле зрения специалистов только после того, как совершил суицидальную попытку.

На попытку суицида трудно не обратить внимание, и очень часто,занимаясь таким ребенком, мы обнаруживаем, что ребёнок давно болен, просто этого никто не замечал, потому что у него нет типичных симптомов. В этом случае ребёнка нужно исследовать, ему нужна психиатрическая и психологическая помощь, и медикаментозное лечение требуется, как правило, в обязательном порядке.

— Что делать, если ребенка госпитализировали по суицидальной попытке, но в больнице ему плохо. Как добиться его выхода на амбулаторное лечение?

— Прежде всего, сотрудничать с врачами. Нужно получить ургентную (неотложную) клиническую помощь, понять, какой именно вид депрессии диагностируют у ребенка, и, если это такой вид, который невозможно лечить дома, будет предложено перевести его в профильный стационар. Либо он будет переведён домой.

После госпитализации нужно в обязательном порядке обеспечить амбулаторное наблюдение и не бояться при этом государственных служб. Ребёнок должен получать необходимые лекарства, психотерапевтическую помощь, быть, по возможности, занят. И если была, например, какая-то школьная ситуация, которая подтолкнула его к попытке суицида, эту ситуацию необходимо разрешить и закрыть, так, чтобы она не беспокоила больше ребенка.

Чаще всего последней каплей для ребенка бывает какая-то школьная неурядица. Нужно разобраться с этим, и спросить ребенка, что он хочет.

— Есть ли какие-то располагающие к суициду наследственные заболевания?

— Нет. Суицид — это вообще не диагноз психического расстройства. Другое дело, что депрессией часто болеют люди, у которых кто-то в семье страдал таким заболеванием, но в этом нет никакой катастрофы. Фатальной наследственной предрасположенности к депрессии нет. Кроме того, депрессия лечится.

— Несколько лет назад специалисты говорили о резком росте числа детских самоубийств. Как вам кажется, с чем это связано?

— Это не исключительно российская, но общемировая тенденция. Мне кажется, важный фактор здесь — открывшийся доступ к разным наркотическим веществам. Сейчас достать их среди подростков стало проще — открылись границы, в Россию хлынули тяжелые наркотики. Зависимость от таких веществ формируются буквально после одного-двух употреблений, а люди, страдающие зависимостями, совершают попытки суицида во много раз чаще.

https://www.miloserdie.ru/article/suits ... a-zagadka/

[Admin]

За год два подростка в городке покончили с собой – и люди сказали: «Хватит»

За год в школе маленького городка Спринг-Хилл покончили с собой двое подростков. Их одноклассники, семьи и церковь объединились, чтобы не допустить новых трагедий.

Друзья Джоша Хостона думали, что он весело провел лето. Они собирались перейти в старшие классы, и группа была в предвкушении. А потом за несколько дней до начала занятий Хостон покончил с собой.

«Мама нашла его в подвале, – рассказывает его одноклассница и подруга 18-летняя Белла Прайс. – Это было огромное потрясение».

Как рассказывают жители крошечного городка Спринг-Хилл в округе Джонсон, Джош был умным и популярным парнем. Он играл в футбол и баскетбол и даже установил рекорд средней школы по бегу. У него была любящая семья. Его друзья не могли понять, как такое могло случиться.

Следующим летом другой одноклассник Прайс покончил с собой. Эта вторая смерть окончательно надломила людей.

Согласно статистике, опубликованной Центрами по контролю и профилактике заболеваний США, за последние 20 лет уровень самоубийств в Америке вырос на 33%.

За последние несколько лет продолжительность жизни в стране снизилась, и самая частая причина после передозировки наркотиками – самоубийство. Среди молодежи самоубийство – основная причина смерти.

Округ Джонсон считался одним из наиболее благополучных районов в столичном регионе, так что по всем законам самоубийств здесь не должно было быть. Но с 2017 года по меньшей мере 14 школьников покончили с собой (по сравнению с пятью самоубийствами за предыдущие два года), и каждая смерть вызывала новую волну беспомощности и изоляции в обществе.

Тогда люди решили объединиться и «снять завесу» с неудобной темы подростковых самоубийств.

Прошлой весной руководители шести школьных округов сформировали коалицию и сделали профилактику самоубийств приоритетной темой в школах. Затем несколько месяцев группа встречалась со специалистами в области психического здоровья, сотрудниками правоохранительных органов, врачами и священниками с целью разработать план и обучить школьников, учителей и родителей определять, когда подросток нуждается в помощи.

«Мы решили, что должны публично говорить об этом, – говорит Тодд Уайт, руководитель школьного округа Blue Valley, в котором в течение года пять школьников совершили самоубийства. – Тема самоубийств больше не должна быть запретной, мы должны позволить детям помочь нам понять, как быть дальше».

Именно Уайт первым созвал руководителей школьных округов. Конечно, еще рано говорить о результатах, но в коалиции считают, что многие самоубийства можно предотвратить, если люди будут распознавать предостерегающие знаки и понимать, как можно помочь.

Координатор по предотвращению самоубийств в Национальной детской больнице Колумбуса (штат Огайо) доктор Джон Аккерман считает, что люди должны открыто говорить о самоубийствах. “Мы не собираемся вытаскивать тонущих детей из реки. Первым делом мы хотим убедиться, что они не прыгают в бурное течение”, – говорит он.

Вот истории нескольких людей, столкнувшихся с самоубийствами школьников.

Школьница

В качестве заставки на телефоне Беллы Прайс стоит фотография, на которой они с друзьями сидят на ступеньках в цокольный этаж. Белла наверху, ее рыжие волнистые волосы спадают на плечи. Джош Хостон сидит рядом с ней, широко улыбаясь, и его мускулистые руки сложены на коленях.

Через три года после его смерти Прайс и ее друзья все еще не могут смириться с потерей. Самоубийство другого одноклассника, Тай-Шона Мэтьюза, в конце концов подтолкнет Прайс к действиям. Этой осенью она стала членом “подросткового совета” – группы школьников из шести школьных районов округа Джонсон, которые собрались вместе с целью сделать все возможное, чтобы больше не терять своих друзей и одноклассников.

Они учатся, как находить взрослых, которым можно довериться, и как помочь детям поделиться своей тревогой, если они беспокоятся о друге или однокласснике. Они учатся распознавать предостерегающие знаки и создали компанию по профилактике самоубийств с хештегом #zeroreasonswhy, чтобы изменить отношение к теме самоубийств.

«Я хочу быть человеком, с которым комфортно общаться, к которому можно прийти, если почувствуешь, что находишься на грани», – говорит Прайс.

«Все хотели бы сказать тогда Джошу: “Эй, ты мог бы прийти ко мне, и я бы помог тебе”».

Семья

Семнадцатилетний Чед Харрелл разозлился, когда родители не позволили ему пойти на вечеринку в воскресенье вечером, в июне прошлого года. Они узнали, что он выпил и сел за руль. Его родители, Сильвия и Натан, сказали, что не наказывали его, но подумали, что после такого он не должен идти на вечеринку. К тому же они запланировали семейный вечер с его старшей сестрой.

Чед остался, но был молчалив и необщителен, и отец отправил его в свою комнату.

Позже в тот же вечер родители зашли к нему, чтобы пожелать спокойной ночи. Он все еще казался обиженным. Они сказали, что любят его, и легли спать.

Зная, что Чед расстроен, мама проведала его сразу после полуночи. Чед покончил с собой. «И тогда начался бесконечный кошмар», – сказала Сильвия.

Оба родителя говорили, что всегда были на стороне Чеда.

«Мы были самой дружной семьей из всех, которые я знаю, – сказал Натан. – Он не принимал наркотики. Он был веселым парнем с отличным чувством юмора, у него было много отличных друзей».

Теперь они ищут любую возможную информацию, которая могла бы объяснить случившееся несчастье.

Это самоубийство мучает и 20-летнюю сестру Чеда Мелани. Они были лучшими друзьями. Она была в своей комнате напротив, когда он покончил с собой. Иногда он говорил ей, что ему грустно, но он не знает почему, ведь у него есть все, что он хочет.

«Я не могу не думать о том, что он был прямо через холл, в своей комнате, – говорит она. – Если бы он позвал, я бы в мгновение ока оказалась рядом. Очень тяжело осознавать, что он был так одинок и никто не помог ему».
Семья снова и снова пытается понять, какие знаки они могли упустить.

«Все его друзья пришли на следующий день, – говорит Сильвия. – Я спросила их, что, по их мнению, Бог скажет Чеду. Скажет ли Он: “Чед, хорошая работа! Так держать!” Они плакали и качали головами. Они знали, что он сделал окончательный, необратимо неправильный выбор».

Друзья создали счет и собрали $90000 после смерти Чеда. Семья спонсировала турнир по гольфу и собрала еще $150000 долларов для финансирования новой учебной программы. Ее цель – побудить детей делиться своими тревогами и депрессивными мыслями. Этой зимой старшие школьники начнут вводить программу по профилактике самоубийств, также создан фонд имени Чеда. А его семья сотрудничает с другими программами округа Джонсон, нацеленными на эпидемию самоубийств среди подростков.

«В ту минуту, когда мы потеряли Чеда, мы поняли, что единственный способ пройти через все это – попытаться что-то изменить, – говорит Сильвия. – Нужно дать этим подросткам способы спастись, когда самоубийство кажется единственным выходом».

Пастор

Когда директора школ округа Джонсон обсуждали, как бороться с растущим числом самоубийств среди подростков, одним из первых, с кем они связались, был пастор Адам Гамильтон из Объединенной методистской церкви Воскресения в городе Ливуд.

Гамильтон глубоко уважаем своей огромной паствой за бесстрашие в борьбе с острыми проблемами, такими как нищета или самоубийство.

Гамильтон говорит, что за последние два года он совершил похороны 32 самоубийц – больше, чем за двадцать лет.

«Когда вы хороните подростка, вы знаете, что в церкви присутствует много других детей, у которых тоже были такие мысли. Теперь вероятность того, что они будут рассматривать самоубийство как вариант, резко возросла, поэтому нельзя ничего не делать».

Он рассказывает молодежи о предсмертной записке, которую оставила его бабушка, когда его матери было всего 16 лет.

«Я говорю им, что она действительно думала, что оказывает своим поступком услугу семье, освобождая их от заботы о ней и от ее депрессии, но последствия ее самоубийства сказываются на семье и 60 лет спустя».
Церковь начала вводить образовательные и просветительские программы в связи с ростом числа самоубийств среди подростков. Пастор проводит встречи с консультантами, специалистами в области психического здоровья и выжившими.

Гамильтон надеется научить поколение людей, привыкших наблюдать изнанку жизни в соцсетях, смело и честно говорить о самоубийстве.

«Мы смотрели видео про человека, который прыгнул с моста Золотые Ворота. Он сказал, что пожалел о том, что сделал, как только прыгнул», – говорит Гамильтон.

«Если мы не говорим о проблеме с богословской, духовной и пастырской точки зрения, мы упускаем огромный кусок пазла, касающийся подростковых самоубийств».

https://www.pravmir.ru/za-god-dva-podro ... li-hvatit/

[Admin]

«Нет никакой депрессии, соберись и учись». Почему успешные подростки решают свести счеты с жизнью

Валерия Дикарева

Родители одной девочки специальной программой отследили, что она набирает в поисковике «как убить себя». У другого мальчика видеокамеры отслеживают каждый его шаг дома. Но когда студенты престижных вузов звонят родителям и говорят, что им трудно, то слышат: «Учись, работай, и не будет этой ерунды». Почему успешные и одаренные дети из благополучных семей сводят счеты с жизнью, что они хотят сообщить своей семье, может ли плохая оценка или конфликт с подругой стать причиной суицида и как поддержать контакт в критические моменты – рассказывает Ирина Макарова, директор Центра психологического консультирования НИУ ВШЭ.

«Нет никакой депрессии, пусть учится»

– Психологи часто рассказывают, что у них на приеме стало очень много успешных детей, отличников-олимпиадников с депрессией, суицидальными мыслями. Почему так происходит?

– Одаренные дети – это в том числе особая чувствительность к окружающему миру. Обратная сторона одаренности – уязвимость, болезненность, хрупкость психики. Те, кто демонстрирует высокие интеллектуальные и академические показатели, тяжело переживают негатив внешнего мира.

К тому же в 10-11-м классе, а то и раньше, родители выбирают педагогическую стратегию: интенсивное интеллектуальное развитие детей. Они нанимают репетиторов, посылают в специальные лагеря, где дети восьми лет решают логарифмы или учат пять языков. Но вместе с этим эмоциональному развитию детей предоставляют мало возможностей, в том числе и для получения очень важного опыта.

Сбиваться в группы – потребность подросткового возраста. Опасаясь этого, родители создают условия, когда ребенку некогда выйти на улицу и поболтать со сверстниками. Или даже замыслить что-то эдакое, от чего родители придут в ужас. Ребенок мог бы учиться социальной жизни в школе, но его оттуда часто забирают на домашнее обучение. Да, он перестает тратить время на эмоциональные интриги и отношения, а готовится к олимпиаде. Но все эти предательства, обиды, разрывы и воссоединения – важная часть жизни. Ее надо пройти, чтобы стать взрослым и понять закономерности человеческих отношений. Когда родители ограждают от этого, возникает перекос.

– И вот этот «перекос» поступает на первый курс престижного вуза и быстро попадает к вам с депрессивными мыслями.

– Не всегда быстро. Но выясняется, что эмоционально ребенок не зрелый, хотя и очень умный. Родители далеко, многие вещи надо делать самостоятельно. Нужно справляться с нагрузкой, выстраивать отношения с группой, а он не может.

Довольно часто блестящий ученик, победитель олимпиад, из региона приезжает сюда, а рядом с ним оказываются не менее выдающиеся люди. Приходит понимание: «Я не справляюсь, рядом студенты, которые быстрее делают домашку и лучше учатся. Я не окей, я так себе». Конкуренция в Высшей школе экономики связана еще со студенческим рейтингом. При этом старые доуниверситетские способы – учиться, учиться, загружать себя, трудиться – не работают. Здесь нужно выходить на другой уровень. У кого-то усердия хватает на 1-2 месяца, кто-то борется год-полтора.

Ресурсов на все не хватает, все расползается, наступает отчаяние. Чем дольше человек в отчаянном состоянии, тем вероятнее мысли, что все вообще бессмысленно. Ради чего это все?

– И что они говорят, когда приходят?

– «У меня нет никакой личной жизни, я ничего не делаю, только учусь. Я не сплю ночами, готовлюсь к семинару, все читаю, решаю задачи и все равно не дотягиваю». Дальше апатия и тяжелейшая депрессия. «Я думаю о самоубийстве, мне приходят в голову мысли, что вся жизнь не имеет смысла». Более жизнелюбивые признаются, что мысли есть, но не будут этого делать, а лучше поищут жизнь вне ВШЭ.

Важно то, что в клинической психологии называется преморбид, то есть личностные предиспозиции, характер. Люди, которые выстроены в духе «либо все, либо ничего», чувствуют, что есть только один вариант – убить себя.

– И как вы с ними работаете?

– А мы должны разговаривать. Если навязчивые мысли слишком остры, отправляем к врачу. Если риски высокие, говорим со студентом, предлагаем позвонить родителям. Иногда я сама звоню родителям. Бывает, звонишь, рассказываешь, что состояние ребенка не очень хорошее, плохо справляется, скорее всего депрессия, надо приехать и помочь ему, побыть с ним рядом, есть риск суицида. Родители отвечают, что это глупость и надо просто больше внимания уделять учебе.

Буквально вчера я просила студента связаться с родителями. Он сказал: «Я знаю, что они скажут, я делал несколько заходов. “Нет никакой депрессии, соберись и учись. Ты должен закончить университет и начать работать, и вся эта ерунда у тебя пройдет”».

-Но есть, наверное, и родители, которые приезжают?

-Конечно, и часто студент говорит: “Да, я сам им позвоню”, то есть контакт хороший. Иногда приезжают, но не сразу.
Был у меня студент, вроде ходит в университет и ничего, а потом накатывает на него: все вокруг плохо, вокруг люди прекрасные, а я никакой. Я позвонила родителям. Трубку взяла мама: “Вы понимаете, мы живем далеко, муж работает, у меня грудной ребенок на руках”. Ну и он совершил попытку… Так папа приехал тут же.

С мальчиком все хорошо, через несколько дней его выписали. Я представляю чувства родителей, когда студент или психолог говорят, что все плохо. Принять эту информацию и включиться довольно тяжело. Естественная реакция: отмахнуться, ну нет, полежит и встанет.

– Да, когда родителям говорят “депрессия” – это одно, это не так серьезно воспринимается. Когда ребенок в реанимации – совсем другое. А были истории, которые плохо закончились?

-Ну такого, чтобы мы звонили, никто не приехал, а ребенок умер – не было. Все-таки когда родители отказываются, они чувствуют, что это не совсем окончательно, что есть жизненная сила в ребенке. Но недавно был случай, когда студент сам разговаривал с родителями. Пытался объяснить, что ему плохо, что нуждается в психологической и психиатрической помощи. Но родители были недоступны: “Не надо нам ничего такого говорить”. Он покончил жизнь самоубийством.

Если мать не видит перспектив, она не даст ребенку жизненной силы

– Почему родители так поступают? Почему не верят своим детям?

– К психологам приходит 2 тысячи студентов в год из 25 тысяч учащихся. А мамам мы звоним в единичных случаях. Но именно в этих случаях мы видим конфликт между родителями и ребенком. Если у них сохраняется связь, даже не очень теплая, и первый, кого ребенок называет, это мама, тогда и родители отзываются. Тогда студент до психологов даже не доходит.

А когда они отказываются приезжать и всерьез рассматривать проблемы ребенка, то есть разрушение связи либо она слабая.

– Если родители поверят, тогда придется решать вопрос с обучением, вдруг придется все бросить. Это же крушение надежд, а вложено уже много.

– Как раз крушение надежд и плана и говорит о том, что мой ребенок мне менее важен, чем план. Связи с ним нет, он только инструмент удовлетворения родительских амбиций. Это и открывает сложную, драматичную ситуацию взаимоотношений в семье. И ситуация, когда ребенок что-то с собой совершает – тоже про это.

Все дети хотят самостоятельности, иногда это превращается в семейную бойню, но задача родителя – найти в этот момент общий язык с ребенком. А его задача – отстаивать себя и бороться за свою независимость, отдельность. Но я – мать, я готова принять индивидуальность, в том числе желание не учиться во ВШЭ. Как бы прекрасно ни выглядели эти перспективы.

– Я знаю историю про девочку, которая блестяще училась, а на первом курсе престижного ВУЗа лежала год у стенки, взяв академический отпуск. Потом встала и пошла работать продавцом.

– Я думаю, она легла не потому, что ей так легко дался первый курс. Дети довольно послушны. Родители же говорят: надо много учиться и тогда будешь успешным. Это одна из родительских истин, разоблачение которой тяжело дается и студентам ВШЭ.

О, оказывается, все не так! Я буду хорошо учиться и даже закончу универ с красным дипломом, но это не гарантирует успешной жизни.

Успех не приходит автоматически, когда я выхожу и говорю: у меня все пятерки. Потом еще выясняется, что балбес Вася, который сидел рядом и не учился, а только вертелся и болтал, вдруг успешный блогер.

Пока я не поднимал голову от книг, он налаживал социальные связи и вел дискотеки.

– Давайте тогда про простых «вась», но не таких успешных и веселых, а грустных. Представьте, маленький депрессивный город, местное предприятие дышит на ладан, денег ни у кого нет, пойти подростку некуда, беспросвет. Вот Евгений Ямбург говорит о нравственном, психологическом, мировоззренческом кризисе населения. Это же влияет на количество суицидов у детей в том числе?

– Депрессия взрослых, конечно, влияет на состояние детей. Если ребенка воспитывает мать, которая не видит перспектив, большой жизненной силы она ребенку не даст. Этот ребенок будет очень хрупким.

С другой стороны, можно говорить про ужасную обстановку в стране. Но мы же взрослые, не маленькие дети, у нас есть определенная степень свободы, просто мы ей не пользуемся. Те же дети, которые со всей России приезжают во ВШЭ, выбирают читать книжки, а не пить как папа и дедушка, допустим. Конечно, есть социальный, политический, экономический контекст, но вот вспомните прекрасный итальянский фильм «Жизнь прекрасна». Ужаснее жизни в концлагере нет ничего, но папа так устраивает быт сына, что мальчик думает, будто это игра.

Но если у нас внешний концлагерь, а мы для ребенка создадим еще и внутренний: все плохо, все ужасно, ты будешь как дедушка, который колготился на бесполезном заводе, а потом запил, и книжек не читал, и ничего не хотел, тогда совсем бесперспективно. Однако если вы в этих ужасных условиях решились родить ребенка, то найдите в себе силы поиграть с ним, как тот папа из фильма. И вам станет легче, и ребенку, и жизни в нем будет больше, и самоубийством жизнь он никогда не покончит.

Я ничего не хочу сказать миру, а просто умереть

– Как вам кажется, стало больше детских суицидов или больше информации?

– Здесь трудно сказать. Конечно, тема перестала быть табуированной, об этом все чаще говорят. По статистике сложно понять, если нет предсмертной записки – дело часто открывают по другим статьям. Из практики мне кажется, что рост числа подростковых самоубийств есть, все чаще ко мне приходят дети с такими мыслями.

Подростковый, юношеский возраст всегда выделяли в отдельную категорию с точки зрения суицидального риска. Границы возраста сейчас плавают. Раньше подросток – это девочки с 10 до 15 лет и мальчики с 12 до 17. Сейчас человек взрослеет позже, и границы детства сдвигаются до 25 и даже до 30 лет.

– В МВД говорят, что 30 процентов подростковых самоубийств – это неразделенная любовь и конфликты с родителями. Это так?

– Это очень формальные причины. Причина всегда одна – отчаяние и непереносимая боль, которую приносит эта жизнь. Конечно, есть ситуации, которые срабатывают как триггер. Но тяжесть и сложность выдерживать боль – личностные особенности.

Первые любви всегда несчастные, с родителями тоже конфликты всегда, но невозможность с этим справиться – особенность человека. Есть же меланхоличные личности, среди которых риск суицида выше. Мысли о самоубийстве связаны с самоуничижающими мыслями. Я ужасный, когда я уйду, всем станет легче. Ощущение, что я ни на что не гожусь и ни с чем не справляюсь, я один такой, всем остальным хорошо.

– Правда ли, что суициды подразделяются на два вида?

– Да, мне об этом рассказал психиатр Вадим Моисеевич Гилод из 20-й больницы. Есть диалогическая форма, когда с помощью суицида человек хочет что-то сказать близким людям и миру. Там довольно высокая возможность его спасти.

Он в диалоге с окружающими. А есть монологическая. Я ничего не хочу сказать миру, а просто хочу умереть. Тут истинных суицидов гораздо больше. И спасти тяжелее, подростки придумывают способ, чтобы им не могли помешать.

-Можете привести пример диалогической формы суицида?

-Я работала в подростковом отделении психиатрической больницы, и к нам привезли девочку после реанимационных мероприятий. Это был мой первый подросток с суицидом.

Дорожка была безлюдная, но неподалеку гуляли мамы с детьми, и мимо изредка проходили люди. Она начала отплывать, пена уже появилась. В этот момент на нее наткнулись и вызвали Скорую. С одной стороны, она вроде бы хотела покончить жизнь самоубийством, с другой она сделала это в парке, где есть люди. То есть призыв о помощи был заложен.

Мне она рассказала, что представляла, как умрет и увидит, как все раскаиваются и винят себя. Опасность в том, что люди ее увидели, а могли там не пройти. Или таблетки были бы сильнее. Или их было бы больше. Или Скорая приехала бы не через 10 минут, а через 20. То есть риск даже в диалогической форме высок. Когда она прошла промывание желудка и прочие реанимационные мероприятия, то говорила, какая дурочка и зачем это сделала да еще родителей напугала.

– Вам не кажется, что дети стали совершать суицид из-за вроде бы ерунды? Из новостей видим: отобрали гаджет, не пустили на дискотеку, получил двойку, не сдал ЕГЭ. Почему так?

– Мне кажется, это не причина. Это какой-то щелчок, последняя капля. Скорее всего, этому предшествовал долгий период непонимания от родителей. Значимость двойки ребенок воспринимает исключительно через призму родительского отношения. Если школа давит, значит, родители давят еще больше. Это они же нашли лучшую школу с самой большой нагрузкой.

Даже самый тревожный ребенок не будет кончать с собой из-за оценки, если чувствует поддержку семьи. Если мама может выдерживать детскую тревогу и возвращать ее обратно уверенностью, спокойствием, структурированностью, а не удваивать ее, то даже самому беспокойному ребенку можно помочь.

– Откуда столько тревожных мам, этому есть объяснение?

– Конечно, жизнь предыдущих поколений накладывает отпечаток. В 90-е большое количество населения потерпело крах в профессиональной жизни. И поколение наших мам прятало гречку и соль, а мы прячем детей по кружкам и лучшим школам. Раньше тревога была про еду, а сейчас про детей, про то, как им будет непросто жить и справляться.

Как пример тревоги я вижу: ВШЭ, и только ВШЭ. А почему? У нас других вузов нет? Я знаю удивительные истории, когда люди берут кредит на обучение, в залог отдают квартиры. Это про родительскую безответственность.

Все мы живем в ненадежном и небезопасном мире. И на этом фоне легко создаются шаблоны, что, если ребенок закончит вторую школу – жизнь удалась. А если двадцать вторую – пропало лето. Мама своими руками создает ребенку ощущение страха и ужаса.

Подростки серьезно воспринимают интернет, они там живут

– Как в цифровом мире изменились поводы к суициду у подростков?

– Жизнь подростка изменилась, она стала более виртуальной. У некоторых 90% жизни проходит в интернете. Раз туда все переехало, то и триггеры там. Например, неприятные моменты взаимодействия социальной жизни. Кто-то на кого-то обиделся, кто-то с кем-то поругался.

Они серьезно воспринимают интернет, они же там живут. Я живу в реальности и многих виртуальных друзей в фейсбуке не воспринимаю как реальных. Даже не очень уверена, что знаю их. Но понимаю, что ребенок живет не так. Он живет в виртуальном мире, и конечно, все, что там происходит – это серьезно.

– В интернете дети привыкают осуждать друг друга, издеваться, эту модель поведения переносят в реальную жизнь. Принято смеяться, «хейтить» сверстников, отказывать в поддержке. Это может спровоцировать суицид?

– Я бы не рискнула сделать такое умозаключение. Конечно, пространство, где слабы регуляторы того, что можно и нельзя, где привыкаешь не сильно задумываться и чувствуешь анонимность, может повлиять. Неприятно и болезненно быть объектом травли даже в интернете. Большинство детей не готовы к такому. Для кого-то это будет непереносимо и подтолкнет что-то сделать с собой.

Но не каждый ребенок будет сразу доведен до отчаяния. Конечно, если он и без того ранимый, и в реальной жизни у него дела не очень, он чувствует себя незащищенным и одиноким, ему не с кем поговорить, то такие дети могут думать о самоубийстве. То, что происходит в виртуальном пространстве – дополнительный фактор. А сама по себе суицидальная готовность – это многофакторное состояние, в котором человек чувствует себя очень плохо, это все непереносимо и переполнено отчаянием, и, конечно, все, что окружает ребенка, усугубляет его состояние.

– Подростки мне рассказывали о закрытых группах во «ВКонтакте». Они там делятся депрессивными мыслями, картинками, договариваются вместе порезать руки, выкладывают фото порезов. Взрослым туда допуска нет. Насколько такие сообщества опасны для тех, кому грустно?

– Закрытое общество для подростков – очень важная тема. Может, оно удовлетворяет потребность ребенка в территории свободы, которая будет защищена от взрослых и их желания управлять его жизнью. Пространство, где будет создаваться собственный мир, очень нужно им.

– А если пространство депрессивно и там только про это?

– Конечно, это тревожный сигнал. Но тут вопрос, как с этим обойтись. Как быть чутким, терпимым и очень внимательным к хрупкому миру подростка. Не надо шествий против таких групп, ах, давайте все это прикроем, какой ужас и кошмар. Значит, у них есть потребность именно в таком пространстве, где можно выразить именно депрессивную тоску. И с этим надо обходиться вежливо.

– У вас были ребята, которые состоят в таких группах?

– У нас есть такие, но они не закрытые. Там студенты открыто пишут, как им невыносимо и плохо. Года полтора назад я с этим столкнулась, для меня это был вызов. Люди, которым плохо, часто стараются не показывать этого и тем более нигде не писать. А у нас есть студенческие СМИ, где студенты рассказывали о своих тяжелых состояниях.

Они находили отклик. Да, у меня тоже, я так же себя чувствую! Сначала меня это напугало, но с другой стороны, чем больше мы говорим об этом, кажется, тем лучше. Не остается недомолвок, тайн, стыда. Конечно, закрытые группы пугают. Но детям нужно защититься от всепроникающего взгляда взрослых. Сейчас зашел в школу, вышел из школы, съел то, не съел это – все родителям мгновенно известно. Как ребенку в этом пространстве найти тайное местечко?

Когда ребенок набирает в поисковике «как убить себя»

– Студенты на консультациях рассказывают, что когда начинается подростковый возраст и бурная внутренняя жизнь ребенка с депрессивными мыслями, отчаянием, родители начинают это отчаянно контролировать. Одной девочке родители поставили везде специальные программы, которые отслеживали, по каким сайтам она ходит. Она в минуту отчаяния набирает в поисковике «как убить себя» или что-то в этом роде, и через 10 минут звонит мама: «Тебе что, грустно?»

А есть родители, которые, боясь наркотиков и отчаянных мыслей, дома ставят видеокамеры, чтобы отслеживать каждое движение. Это делает ситуацию безвыходной. Понятно, что взрослые беспокоятся. Но эти беспокойство и тревога могут быть вежливыми, спокойными и с уважением, а могут быть вот такими. Этот гиперконтроль может и подтолкнуть ребенка. Мысли о депрессии, фантазии «как я умру и все пожалеют», они тоже в каком-то пространстве должны быть представлены.

– А родители как раз не хотят, чтобы они были представлены.

– Ну, мы все вспоминаем свое подростковое детство. Там было по-серьезному, остро и с надрывом. Мальчик не любит, девочка предала. Большие переживания, а готовности справляться с ними небольшие. И вот я умру, а все пожалеют – мы же все через такие фантазии проходили.

– То есть можно оставить ребенка с этими фантазиями в покое?

– Я бы не сказала «оставить» в значении «бросить». Надо быть рядом, показать, что вы тут, с ним. Но вот эти встречные родительские отчаянные способы контролировать в виде маячков на компе, видеокамеры и прочее – это похоже на преследование.

– Вам сейчас бы любой родитель ответил: знаете, в нашем жестоком мире по-другому никак.

– Это понятно, что мы пугаемся. Но надо найти способ справиться со своей тревогой. Уметь ее деликатно предъявлять ребенку. Если тревога затмевает все и мы живем, только реализуя тяжелые переживания, то ребенку совсем несладко. Надо его отпускать потихоньку. Маме нужно пойти к психологу, чтобы справляться с тревогой, уметь тестировать ее на реальность. Изменять отношение к ребенку и свободе гибко и в соответствии с возрастом.

– Когда ребенок заговорил о самоубийстве, что делать родителям? Допустим, он кричит: «Не дашь мне гаджет, я выброшусь из окна».

– Я бы для начала посоветовала не доводить до отчаяния. Ребенок имеет право быть незрелым, импульсивным, а родитель взрослый и несет ответственность. Сделайте передышку за 1-2 шага до взрыва, найдите контакт. Нащупайте почву, можете ли договориться, есть ли поле для компромисса.

Если аффект уже случился, надо пойти передохнуть, всем взять паузу, надеюсь, что ребенок не успеет за это время что-то сделать. А когда все подышат и позволят рациональному началу вернуться, дальше можно снова начать разговаривать.

– А затрагивать ли тему суицида или говорить только про суть скандала?

– Почему нельзя? Если ребенок выкрикнул подобное, спросить: «А ты действительно об этом думаешь?» А потом поговорить, действительно ли это состояние такое отчаянное и что случилось, если он хочет убить себя. Или он так говорит, потому что нет аргументов повлиять на родительское решение? Давайте их поищем. Может, у нас будет конструктивный диалог.

Подростковый возраст – это желание самостоятельности. Но не этой, хорошей, какую хотят родители. А в смысле куда хочу, туда и иду, что хочу, то и получаю. Это желание очень велико. Оно далеко от наших ожиданий взрослости.

Это и становится разрывом. Надо найти силы и начать диалог.

– А другие ситуации? Например, родитель узнает, что ребенок ищет статьи по теме суицида. Как говорить с ребенком?

– Если у родителя хороший контакт, то говорить про опасные и неловкие темы получается. Даже смущаясь и стесняясь, можно начать, и ребенок это поймет. А если есть сложность, то можно пойти к психологу проконсультироваться.

Бывает, нет контакта и они разговаривают ни о чем: поел – не поел, уроки – не уроки, а тут мама подходит и говорит: «Вижу, ты жизнь самоубийством хочешь покончить, давай поговорим». Тогда ребенку странно, ее ничего не интересовало, а тут нарисовалась, конечно, он не хочет говорить. По моему профессиональному и материнскому опыту, контакт – самое важное.

А ты представь, что твои друзья не плачут

– Мы часто читаем в сообщениях про самоубийство: дружная семья, контактный парень, общался со сверстниками, проблем не было и вдруг…

– Вот эти «вдруг» всегда скрывают в себе то, что нам не хочется осознавать и принимать. Поэтому все «вдруг». Когда мы честны и готовы это видеть и думать над этим, то этого «вдруг» не бывает.

Конечно, быть родителем подростка – очень тяжело. Почему еще стоит пойти к психологу? Да просто себя поддержать. Подростковый возраст – это напряженная эмоциональная жизнь и для родителя. Революция происходит. И вы не наблюдатель, а активный участник, это тяжело.

– Кстати, про контакт. Нужен ли ребенку контактный взрослый помимо родителей и есть ли проблема с этим?

– Вообще, было бы неплохо. Иногда такое случается. Например, ребенок ходит в спортивную секцию, а тренер замечает его настроение и спрашивает: «Ты чего? Задачи мои не выполняешь. Случилось что?» И, кстати, родители могут помочь в поиске такого взрослого, отправить в секцию или лагерь.

Например, у моей дочери был бурный подростковый период. У нас появился репетитор по математике. Он не вел душевных психологических бесед, но дал ей возможность поверить в себя. Началось с математики, она рыдала над каждой задачей, но он с уважением относился к тому, что она делала. И умение справляться с математикой перенеслось на другие сферы жизни.

– Когда подросток совершает попытку суицида, то представляет, как все потом плачут и жалеют, что не понимали его. А работает ли в качестве профилактики рассказ о реальных последствиях?

– Я видела, как с такими подростками говорят психиатры. Не церемонясь ни разу. Вот так в лоб и лепят: а ты представь, твои друзья не плачут, никому не стыдно, маму забрали в больницу, семья распалась, никто не может пережить. И когда я слушала такое, то была в шоке, мне казалось, это жестоко. Я психиатрам говорила, что это бесчеловечно. А они мне отвечали: “Когда за плечами такое количество неспасенных душ, тут будешь как угодно говорить”. Я поняла, чтобы так говорить с подростком, нужно внутреннее право, а иначе это выглядит как-то странно. Врачи говорили с ними с внутренним надрывом и болью. И это работало.

И да, мы все переполнены страхами, мы немножко трусы, живем под гнетом социальной желательности. И я, перепуганная, могу сказать: “Ой, наверное, ребенок имеет право на смерть, на выбор как личность. Но самоубийство – это ужасно. Это не должно быть так”. Дети не должны погибать, не прожив эту жизнь, и не поняв, с чем они могут справиться, а с чем нет.

https://www.pravmir.ru/net-nikakoj-depr ... iz-zhizni/

[Admin]

Предотвратить суицид: как не пропустить тревожные признаки в поведении подростков

Колоссальный рост самоубийств среди подростков — один из парадоксов современности. Казалось бы, у наших детей есть все: дорогие гаджеты, модная одежда и возможность посещать другие страны. Но почему они так несчастны? Голодное послевоенное поколение смотрело в будущие с гораздо большим оптимизмам, нежели юноши и девушки в XXI веке.

Проблемы ребенка часто кажутся нам глупыми и надуманными. Но его эмоции и переживания нельзя недооценивать. Безответная влюбленность в хулигана, плохие отношения с учителем, ссора с одноклассниками — то, что для взрослого лишь небольшая житейская неурядица, в юных глазах видится как глобальная проблема, которая непременно испортит всю последующую жизнь.

Анна Леонтьева — известный журналист, радиоведущая и мама троих детей. Ее книга «Я верю, что тебе больно! Подростки в пограничных состояниях» — сложный опыт переживания тяжелейшей клинической депрессии дочери. Личная история автора дополнена советами и комментариями специалистов. Книгу Анны Леонтьевой будет полезно прочесть каждому родителю. Подростковая депрессия невероятно коварна и умеет мимикрировать. Иногда без советов психолога мамам и папам просто не разобраться, что же творится в душе их ребенка.

Отдельная глав посвщена тому, как не пропусть опасные «звоночки», сигнализирующие о том, что ребенок находится в подавленном состоянии.

Как не пропустить тревожные признаки

Психологи отмечают некоторые моменты в поведении подростков, которые могут считаться тревожными. Эти признаки не говорят непременно о том, что у ребенка есть суицидальные наклонности. Но они совершенно точно говорят о том, что вашему ребенку больно, — и это нельзя просто оставлять без внимания.

Длительное подавленное состояние

Для подростка совершенно естественно «закрываться в комнате» (условно или физически) — избегать общения, грустить, не отвечать на вопросы, не радоваться тому, чему он раньше радовался. Сюда же относится резкое изменение любого типичного поведения ребенка: например, был всегда собранным — стал абсолютно рассеянным, как будто «с пустой головой». Любил общаться — теперь избегает компаний.

Вопрос в длительности этого состояния и в том, насколько оно мешает ребенку жить в его обычном, нормальном для него режиме. И тут очень важен контакт ребенка и родителя.

Конечно, держать руку на пульсе — это не значит контролировать, «заливать» подростка своей тревожной заботой или врываться к нему в комнату с предложением поговорить по душам. Все эти действия, по категоричному кодексу правил подростка, подлежат немедленному осуждению, без всяких смягчающих обстоятельств. И надо быть готовым к тому, что мы услышим, пожалуй, самую распространенную подростковую фразу: «Закрой, пожалуйста, дверь!»

Но при этом очень важно не остаться по ту сторону двери в ситуации, когда наша помощь действительно необходима. В ситуации подавленного состояния с подростком нужно обязательно постараться — очень мягко, тактично и деликатно — поговорить. Если подавленное состояние, чрезмерная закрытость, замкнутость ребенка длятся больше двух недель — это повод обратиться к психологу.

Отсутствие инстинкта самосохранения

Дети часто чувствуют себя неуязвимыми: «Со мной никогда ничего не случится». Но при этом если в шесть-восемь лет они хотят быть пожарными, подводниками или пилотами — то лет в десять уже начинает проявляться инстинкт самосохранения: дети постепенно осознают, что самолет может разбиться, а в подводной лодке люди заперты на несколько месяцев. Этот инстинкт самосохранения присутствует даже у самых сорвиголов. Если же у подростка этот инстинкт как будто не проявляется, если он постоянно лезет туда, где слишком опасно, если он становится паркурщиком и зацепером — это серьезный признак, который нельзя оставлять без внимания и просто списывать на характер и темперамент.

Некоторые дети играют в очень опасные игры, а родители даже не знают, что их сын — зацепер на крыше электрички или игрок в «беги или умри» (когда подросток должен под съемку на телефон перебежать дорогу прямо перед быстро едущей машиной). Однако игры на грани жизни и смерти — это, как убеждены психологи, способ заглушить боль одиночества. <...>

Самоповреждающее поведение

Если подростки наносят себе порезы — на руки и ноги, иногда на живот, нередко очень аккуратно, симметрично, как будто затем, чтобы любоваться ими, — это очень серьезный признак тяжелого внутреннего состояния, когда человек склонен свои внутренние напряжения и эмоции выражать буквально — через тело. Иногда подростки описывают это так: «чтобы заглушить внутреннюю боль, мне нужно причинить себе боль физическую», «я хотел бы не быть — мне невыносимо, я не знаю, что со мной происходит».

Порезы, кстати, чаще бывают у девочек. У мальчиков реакция на внутреннюю боль другая — они дерутся, выплескивают свою агрессию наружу. Девочкам же обычно транслируют установку, что драться нельзя, что девочка должна быть приличной, — поэтому они причиняют боль сами себе.

Порезы не всегда указывают на попытку самоубийства. Часто это исследование боли, исследование своего тела. Но порезы — это всегда повод обратиться к специалисту и выяснить, насколько ситуация опасна! <...>

Тail future

Когда мы говорим с ребенком о будущем, можно спросить у него: «Как ты представляешь свою жизнь, нашу жизнь через пять лет?» Один из признаков депрессии — это так называемое tail future — «укороченное будущее», когда у ребенка нет ощущения, что в этом будущем что-то есть.

Однако в разговоре о будущем все зависит от ваших сложившихся отношений. Если ребенок почувствует, что это не диалог, а попытка что-то ему навязать (в формате: «Ну что, будешь лодырем или сантехником — или делом наконец займешься?») — он закроется. Попробуйте поговорить с ним о том, что его правда волнует, постарайтесь услышать его мнение и его желания, даже если они покажутся совсем «несерьезными».

Желание поговорить с психологом

Иногда внешне у ребенка все неплохо — учится нормально, с друзьями общается, аппетит хороший. И вдруг он говорит о том, что хотел бы «с кем-нибудь поговорить, например, с психологом». Как ни странно, иногда родители считают это за блажь, моду и тому подобное. Иногда такое желание ребенка может напрячь родителей, особенно если они сами не очень доверяют психологам — мол, только время и деньги тратить, сами разберемся. Но, внимание, это очень важно! Если ребенок хочет поговорить с психологом, то бежать к психологу нужно в ту же секунду, не откладывая. Если он дошел до той точки, что уже понимает необходимость помощи, — нельзя, категорически нельзя отвечать: «А ты уверен? Так все же нормально. Ты же прекрасно учишься…»

Его осознанная потребность в помощи означает, что он прошел и пережил уже не одну стадию своей внутренней боли и его ресурсы на исходе!

Избегание контакта глазами

Один из признаков, что внутри ребенка какая-то серьезная боль, — он не может разговаривать, глядя в глаза. Конечно, есть исключения, но в целом обычно те подростки, которые легко общаются, легко разговаривают, — имеют теплые отношения с родителями. Потому что их родители тоже легко и охотно с ними разговаривают. Один из критериев, насколько депрессивен подросток, — это то, насколько долго он вообще может находиться в контакте.

Есть совсем крайний случай — подростки, которые совершенно не могут выдерживать контакта глазами. Если спросить: «Почему ты не смотришь на меня?», он отвечает: «Я не привык смотреть на людей. Мне неприятно смотреть на людей. Я не хочу смотреть на людей». Это тревожный признак.

Один из психологов рассказывал, что к нему ходила девочка, которая начинала сразу плакать, если во время разговора он смотрел ей в глаза. Это говорило о том, что внутри нее — чудовищная боль. И открыться она могла только тому, кому могла бы эту боль доверить, тому, кто мог бы хоть как-то эту боль разделить.

Анорексия и другие нарушения пищевого поведения

Многие психологи причисляют анорексию к суицидальному поведению. На самом деле за нарушением пищевого поведения всегда стоит какая-то глубинная проблема и внутренняя боль подростка, и это — его крик о помощи и попытка получить то, чего ему не хватает. Это манипулятивное поведение, за которым стоит неспособность получать любовь другими способами. Подросток как бы видимой проблемой пытается привлечь внимание к невидимой боли. И ведь действительно, когда начинаются нарушения пищевого поведения, родители наконец понимают, что «что-то не так». Однако чаще всего они пытаются решать проблему внешне — всеми способами ребенка накормить. Но страдающему анорексией нужна в первую очередь не пища, а внимание и любовь. <...>

Ребенок косвенно или открыто говорит о желании расстаться с жизнью

Как правило, так подросток неосознанно проверяет, будут ли его отговаривать, успеют ли спасти? Ни в коем случае не стоит недооценивать такие слова и уж тем более делать какие-либо опрометчивые комментарии. Ведь таким образом подросток на самом деле показывает вам, что ждет вашей помощи и внимания. Не найдя их, он может оставить всякие надежды на понимание и довести задуманное до конца.

Ребенок начинает активно раздавать свои вещи

Это очень плохой признак, уже, если можно так сказать, классический пример того, что что-то в его психике развивается не так, это повод срочно обратиться к специалисту. Это уже, как правило, запущенная стадия процесса, который мы не заметили вовремя.

Родительская интуиция

Есть признаки очень сложно объяснимые. Иногда в разговоре с ребенком родитель может не только эмоционально, но даже физически ощутить, что что-то происходит, буквально кожей почувствовать, насколько ребенку плохо. Это работает, если эта чувствительность есть и, конечно, если с ребенком есть связь. И эти ощущения тоже нельзя игнорировать.

Они, кстати, бывают не только у родителей, но и у психологов. «Для опытных психологов чувствовать пациента кожей — это почти профессиональная деформация, — говорит психотерапевт Константин Владимиров. — Пациент может улыбаться или смеяться, но когда я заглядываю в глаза, я вижу его неблагополучие по тому, что со мной происходит. Он смеется — а мне грустно. Я физически чувствую, что под этим смехом… Тогда я понимаю: „Стоп! То, что ты рассказываешь, не имеет сейчас значения! Тебя беспокоит что-то гораздо большее, но ты про это почему-то молчишь“. Когда я это озвучиваю — как правило, пациент плачет…»

Такая чувствительность родителя по отношению к ребенку вырабатывается в семье, когда все общаются, разговаривают, взаимодействуют. Если родители открыты перед детьми и могут поделиться своими переживаниями и тревогами, то и дети готовы будут рассказать о своих. Этому можно учиться — и тогда родитель получает доступ к тому, что не имеет формы.

К сожалению, родители не всегда могут быть проницательными, мудрыми и всевидящими. Иногда они замечают беду, когда она уже вошла в семью.

Специалисты, работающие с подростками, например, употребляющими наркотики или страдающими анорексией, говорят, что, как правило, имеют дело с последствиями, а то и с побочными эффектами последствий. Сама же проблема может расти постепенно и незаметно, как опухоль в организме. А может возникнуть внезапно и ярко, как реакция на событие — потерю близкого, несчастную любовь, провал в какой-то сфере.

Но иногда проблему можно вычислить по некоторым признакам. В любом случае все это требует чрезвычайно серьезного отношения, напряжения душевных родительских сил и во многих случаях участия хорошего психотерапевта и/или психиатра.

https://snob.ru/profile/31895/blog/1668 ... t=39310011

[Admin]

Кого и в каком количестве убивают сексизм и гомофобия

Книга «Спасибо бабе за победу! Учебник сексизма для мальчиков-героев и девочек домохозяек 1–11 классов» Васи Дж. Балакина предназначена для родителей, «которые даже не подозревают, чему школа учит наших детей и к какому будущему она их готовит». Автор анализирует и сравнивает между собой школьные учебники, которые пропагандируют сексизм, развенчивает гендерные стереотипы и вспоминает о древних сообществах, где царил матриархат. С разрешения автора «Сноб» публикует главу, в которой проанализирована зависимость мужского суицида от уровня сексизма в обществе

Увы, но мнение директора гимназии из Перми пока правит миром, и никто не задумывается об убийственном эффекте этого мнения, убийственном в прямом смысле, потому что сексизм убивает.

Из-за трудности задачи мы не будем рассчитывать, сколько именно девочек и женщин погибают из-за сексизма. Трудно отделить прямых жертв сексизма (как, например, жертв женоубийств — femicide, когда убивают именно из-за ненависти к женскому полу) от косвенных жертв, которые, например, погибли из-за того, что гендерная дискриминация не дает женщинам равного права на медицинское обслуживание, образование, не дает право на аборт и пр.

Трудно выделить и тех, что покончил жизнь самоубийством из-за дисморфофобии — неудовлетворенности собственной внешностью, что является прямым результатом сексизма, предписывающим женщинам быть красивой, причем фантастически нереальные параметры красоты определяются совсем не фантастическими реальными мужчинами, которые сами к красоте (даже мужской) не имеют никакого отношения, стоит только посмотреть на мужчин — членов жюри и спонсоров любого конкурса красоты.

По данным «Центров по контролю и профилактике заболеваний» (Centers for Disease Control and Prevention) в США с 2009 по 2017 годы самоубийства среди девочек-подростков от 15 до 19 лет в США с 2009 по 2017 год выросли на 70% по сравнению с началом 21 века, а число самоубийств среди девочек от 10 до 14 лет за это же время выросло на 151%. Специалисты связывают это с ростом популярности соцсетей, которые стали доступны на мобильных телефонах как раз в 2009 году и которые (соцсети) захватили монополию на формирование общественного мнения и управление этим мнением.

В том числе соцсети программируют девочек на соответствие тем самым стандартам женской красоты, программируют в прямом смысле, потому что множество программ из App Store и Google Play помогают каждой девочке сделать из своего селфи красавицу наподобие общепризнанного (и обязательного к исполнению) эталона, тем самым создавая неразрешимый конфликт, когда красавица из соцсетей смотрит на свое отражение в зеркале. Возможно, что распространение смартфонов стало социальным катализатором сексизма и привело (в том числе) к взрыву числа самоубийств девочек-подростков в США.

В России такой статистики нет. «Уполномоченная при президенте РФ по правам ребенка Анна Кузнецова заявила о всплеске количества детских самоубийств в 2016 году — сразу на 57%», а в 2017 году, по ее же словам, рост снизился до 14%. Но заведующий международной лабораторией исследования населения и здоровья Высшей школы экономики Евгений Андреев в интервью «Медузе» 20 марта 2017 года говорит, что не знает откуда такие данные и успокаивает, что по статистике с 2010 по 2015 год (когда в США фиксирует взрывной рост суицида) количество детских самоубийств в России постоянно снижается. Он, конечно, прав, если верить отечественной статистике, общее число самоубийств в России по данным Росстата за последние два десятилетия сокращается гигантскими прыжками (подробнее о парадоксах российской статистики ниже).

Но, не обращая пока внимании на цифры, посмотрим на объяснение причин детского и подросткового суицида: «Одной из основных причин такого положения является лавинообразное распространение "групп смерти"»,— говорит Кузнецова, а психиатры добавляют проблемы в семье, отношения с близкими и т. п. И никто не вспоминает о сексизме. Конечно, будет наивно утверждать, что сексизм является единственной причиной суицида, как детского, так и взрослого, но представляется, что также наивно игнорировать его вообще.

Кроме того, при более внимательном рассмотрении можно увидеть, что сексизм убивает не только женщин, и мы предпримем попытку рассчитать, сколько от сексизма гибнет мужчин, тех самых мужчин, для кого его и затеяли. Хотя эта задача выходит за рамки этой книги, но надо же знать, к чему приводит воспитание детей с помощью наших учебников.

Завышение планки «сильного пола» по сравнению со «слабым полом», часто ставит представителей «сильного пола» перед фактом, что они не дотягивают до этой планки, потому что далеко не все представители «сильного пола» — высокие мускулистые блондины с голубыми глазами и большой зарплатой, большинство мужчин — среднего роста и со средненькой зарплатой, которая хоть и больше, чем у женщин, но явно не такая большая, чтобы ей гордиться. И, учитывая, что по числу самоубийств в большинстве стран мира уверенно лидируют мужчины, а не женщины, можно предположить, что одной из причин этого лидерства является фрустрация, вызванная чувством неполноценности у сильного пола, который, объективно оценивая свои реальные достижения, не всегда ощущает себя таковым, то есть не ощущает себя сильным, во всяком случае таким сильным, каким ему положено быть в глазах мирового патриархального сообщества. Не зря многие психологи соглашаются, что мужчины часто совершают самоубийства, потому что не обращаются за помощью к психологам или близким, так как им с детства внушали, что это признак слабости и недостойно сильного пола. Что это, если не результат сексизма в обществе, сексизма, который обернулся против тех, ради кого он и создан?

В России, например, которая, по данным Всемирной организации здравоохранения, уверенно занимает место в тройке лидеров по числу Самоубийств (после Гайаны и Лесото), покончивших с собой мужчин, по разным данным, в пять-семь раз больше, чем покончивших с собой женщин.

Для сравнения, в Норвегии, которая на втором месте в мире по уровню равных прав для мужчин и женщин, разница составляет всего два мужских суицида на один женский.


Для инфографики использованы данные из «Отчета о гендерном неравноправии в мире» Всемирного Экономического форума (ВЭФ) за 2020 год

Глядя на такую картинку, сразу возникает вопрос: может быть это сексизм убивает в России мальчиков и мужчин в три раза больше, чем в Норвегии?

Конечно, изменение уровня суицида среди мужчин и женщин не зависит только от одного сексизма, во-первых, нельзя забывать про гомофобию, и, кроме того, на него может влиять множество других факторов, таких, как религия, культурно-исторические традиции, унылый климат...

Гренландия, например, со своей полярной зимой и не живописным климатом находится на первом месте в мире по числу самоубийств — 83 случая на 100 000 человек, а во время эпидемии самоубийств в 80-х годах прошлого века это цифра подскакивала до 600 смертей в год, из-за такого высокого процента суицида среди населения ВОЗ даже убрало Гренландию из своей официальной статистики по самоубийствам, чтобы не портить картину и не ранить чувства гренландцев, тем самым выставив на первое место по самоубийствам маленькую Гайану (около 30 самоубийств на 100 000 человек). О чувствах гайянцев, живущих в одной из самых бедных стран на планете, ВОЗ не задумывается. Кстати, если вы где-то прочитаете, что Россия, например, находится на третьем месте в мире по числу самоубийств, имейте в виду, что это после Гайаны и Лесото, но не учитывая Гренландию. Как говорится, профессионалы в соревновании не участвуют.

...да на уровень суицида влияет даже график работы винно-водочных магазинов, в конце концов. Поэтому обнаружить зависимость мужских самоубийств от уровня сексизма в отдельно выбранной стране очень сложно, но мы можем посмотреть на статистику, которая, в той или иной степени, может нас интересовать.

Немного о статистике

Хотя полагаться на статистику надо с оговоркой, потому что:

1. Разные методы показывают разные результаты.
2. Статистика показывает только успешные суицидальные попытки.
3. Для формирования у общественности более позитивной картины правительство или даже ООН, как мы видим на примере с Гренландией, может манипулировать статистикой самоубийств.

А если уж тасует карты даже такая серьезная международная организация, то можно представить, на какие чудеса способны родные органы статистики. Эти чудеса, например, показаны на вебинаре врача-психиатра, психотерапевта, к. м. н и доцента кафедры психиатрии и наркологии СПбГМУ им. академика И. П. Павлова Ивана Мартынихина, который рассказывает, что в 2000 году в России было зарегистрировано 56 900 самоубийств, в 2015 году — уже 25 000 самоубийств, а в 2018 году — уже 18 206 и, соответственно, все газеты были полны восторженных заголовков.

Смотря на такую динамику, можно быть уверенными, что стране осталось продержаться еще пару лет под руководством нашего мудрого правителя (а он пока и не собирается покидать свой пост), и мы придем к нулевому уровню самоубийств, догнав и обогнав все другие народы мира или даже вселенной, а к следующим выборам можно начать снижать и смертность. Такими же темпами.

Но Иван Мартынихин (в своем вебинаре) портит эту радужную картинку, показывая нам, куда Росстат, возможно, спрятал пропавшие 41 794 «мертвые души» с 1995 года, а может, даже и больше.

Оказывается, в 2018 году кроме самоубийств (18 206 случаев), убийств (7986) и смертей в ДТП (19 092 случая), у Росстата есть еще одна интересная графа — смертность по причине повреждений с неопределенными намерениями — 42 657 смертей за год. В этой графе есть очень интригующие:

— контакт с острым и тупым предметом с неопределенными намерениями — 13 689 смертей;
— падение, прыжок или сталкивание с высоты с неопределенными намерениями — 3309 смертей;
— повешение, удушение и удавление с неопределенными намерениями — 7494 смерти;
— другие смерти с неопределенными намерениями — 18 165 смертей.

Далее у Росстата есть еще:

— («случайные») несчастные случаи — 31 143 смерти (кавычки и скобки поставлены самим Росстатом)
и
— прочие случаи / факторы — 6168 смертей.

Что тут сказать? Только одно: автор предупреждает читателей, что если вы захотите с неопределенными намерениями установить контакт с тупыми и острыми предметами или, также с неопределенными намерениями, спрыгнуть с 9-этажного дома или с платформы метро прямо под идущий поезд, или решите, опять же с неопределенными намерениями, себя удушить, повесить или удавить, то автор и Росстат не несут за это никакой ответственности!

Учитывая эти наши национальные нюансы, мы будем использовать все стат. данные с тяжелым сердцем, надеясь, что хотя бы пропорции мужской и женской смертности отвечают реалиям. Потому что одно дело украсть мертвые души, записав их (с неопределенными намерениями) в другую графу, а другое дело высчитывать пропорции мужских и женских самоубийств, так чтобы они выглядели правдоподобно.

https://snob.ru/entry/198738/?utm_sourc ... t=44128567

[Admin]

Детский суицид: как отличить настоящую опасность от шантажа?

По каким признакам можно заметить суицидальное настроение у подростка? Что надо делать? Мнение врача-психотерапевта, кандидата медицинских наук Влады Титовой

Шантаж суицидом — не гарантия безопасности

— Подростки часто ведут себя вызывающе. Как понять, действительно ли ребенок в опасности, или он таким образом пытается манипулировать родителями?

— Начнем с того, что суицидов бывает несколько видов. Наиболее распространенный – демонстративно-шантажный суицид. Его цель – привлечь к себе внимание, быстро получить желаемое, наказать обидчиков, в общем, все, что угодно, но только не уйти из жизни.

Логика проста: «Ах так, вы у меня телефон забрали, в компьютер играть не разрешаете, уроки делать заставляете, гулять не отпускаете — сейчас я вам покажу!» Это могут быть не только словесные угрозы. Например, ребенок может открыть окно и даже наступить на подоконник, свеситься с балкона, поцарапать себе вены, размахивать ножом.

Несмотря на то, что такой тип поведения носит явно манипулятивный, шантажный характер, важно помнить, что опасность для жизни при этом все равно существует: ведь можно просто поскользнуться или неверно все рассчитать.

Я помню случай, когда девушка решила «проучить» своего парня и инсценировать повешение. Она рассчитала время до секунды до того момента, когда молодой человек выйдет на лестницу из столовой (они вместе находились в одном учреждении) и увидит ее отчаянный жест. По плану, в этот момент девушка должна была прыгнуть в петлю, после чего он, естественно, должен был ее спасти. Но именно в тот день обед чуть-чуть задержали, и история закончилась трагически.

К такому типу поведения склонны яркие личности: они самоуверенны, упрямы, любят добиваться желаемого, умеют и хотят быть в центре внимания и болезненно переживают отсутствие внимания к себе.

Второй тип: истинные суициды, самые опасные. Они, как правило, планируются заранее, цель здесь – уйти из жизни, при этом обычно тщательно обдумывается и способ, и обстоятельства, и сроки. Такие решения чаще всего вызваны невыносимыми для человека душевными переживаниями или жизненными обстоятельствами, к которым человек никак не может приспособиться.

При этом подросток может дать себе определенное время, например, неделю, месяц или полгода, за которые он должен изменить сложившуюся ситуацию, изменить отношение к ней, справиться со своими переживаниями, что-то доказать себе или другим, найти смысл.

А если это не удается в указанные сроки, то в его восприятии жизнь обесценивается и лишается смысла. Подобные самоубийства нередко совершаются тайно, чтобы никто не смог оказать помощь.

В группе риска здесь подростки с высоким уровнем тревоги, болезненно переживающие любые неудачи, неуверенные в себе.

Третий тип – суициды, которые совершаются внезапно на высоте эмоциональных переживаний. Случилось что-то страшное, и человек, находясь на пике эмоций, не смог с этим справиться.

Такие суициды не планируются заранее, обычно это происходит за несколько секунд или минут. Человек даже не успевает объективно оценить, что произошло.

Вспоминаю случай, когда матери новорожденного ребенка показалось, что он умер во сне, и она схватила ребенка и вместе с ним на руках выбросилась из окна. Ребенок был жив и, к счастью, выжил. Мать погибла. На такой вид суицида повлиять сложно, но, если рядом находятся люди, то удержать находящегося в аффекте от такого шага можно и нужно.

Когда начинать тревожиться?

– По каким конкретным признакам можно заметить суицидальные настроения ребенка?

— Это могут быть изменения в настроении, в поведении, в высказываниях подростка.

Первый такой признак — перепады настроения. Подросток становится вспыльчивым по пустякам или наоборот, теряет интерес к прежним радостям жизни, становится замкнутым, безразличным, пассивным, отгороженным.

Могут быть тревожные состояния, беспричинные, на первый взгляд, слезы, либо агрессия, могут появляться нарушения сна — сложности при засыпании, поверхностный сон, отсутствие чувства отдыха после сна, сонливость и слабость в течение дня. Внимание становиться более рассеянным, это может отразиться на учебе. Подросток может отгораживаться от друзей, предпочитая компьютер личному общению.

Второй тревожный признак – определенные высказывания, прямые или косвенные. Подросток может прямо заявить о том, что жизнь скучна, люди предсказуемы, доверять им нельзя, смысла в жизни нет, также может рассуждать о смерти, писать депрессивно окрашенные стихи или рисовать такие же рисунки.

Третий признак – наличие форумов или групп в социальных сетях, обсуждающих самоубийства. Подростки, находясь в крайне подавленном состоянии, сами ищут такие группы и, к сожалению, находят, несмотря на активную борьбу правоохранителей.

На таких форумах суицид, к сожалению, может представляться, например, как проявление силы, что, конечно, далеко не соответствует истине.

Но люди, находящиеся в депрессии, начинают для себя рассматривать это вариант как реальный способ «решения проблемы».

Четвертый признак – снижение у подростка интереса к своему внешнему виду, негативные высказывания в собственный адрес. Человек, который задумал уйти из жизни, может перестать следить за собой. Забывает вовремя поесть, или ест без аппетита любимые ранее блюда. Может пренебрегать правилами гигиены, ранее неукоснительно соблюдавшимися.

Очень тревожный сигнал – если подросток начинает раздаривать любимые личные вещи: одежду, игрушки, украшения. Это – сигнал SOS, невысказанная просьба о помощи, крик о том, что в душе очень серьезная травма.

Дети, раньше не обремененные тягой к приключениям, могут уходить из дома. Меняется круг общения, подростки больше не общаются со старыми друзьями, могут поменять круг общения, часто отдавая предпочтение виртуальному общению, или вообще ни с кем не общаться.

Очень часто перед совершением истинного суицида, который подросток продумал до мелочей, отмечается приподнятое настроение, даже эйфория. Со стороны родителей это нередко ошибочно воспринимается как знак, что проблема наконец-то решена, и они теряют бдительность. Тогда может произойти непоправимое.

Если опасность подтвердилась – обращайтесь за помощь!

— Что делать родителям, если они заметили тревожные признаки?

— Человек, находящийся в тяжелом душевном состоянии, часто не может помочь себе сам.

Подавляющее большинство людей, и взрослых, и подростков, которые задумали истинный суицид, очень ждут, чтобы им помогли выйти из тяжелого душевного состояния, помогли решить проблему, с которой они не справляются.

Поэтому, если вы заметили эту скрытую сторону жизни своего ребенка, постарайтесь доверительно с ним поговорить, попробуйте мягко расспросить, о чем он переживает.

— А если ребенок молчит?

— Если подросток в таком состоянии не хочет говорить с семьей, нужно обязательно обратиться к специалистам.

Это может сделать ребенок независимо от родителей — любые сведения о проблеме, сообщенные ребенком специалисту, конфиденциальны и не сообщаются родителям, если подросток того не желает. Это прописано в законе.

Человек может доверить профессионалу свою душевную боль, и специалист подскажет массу вариантов выхода из ситуации.

Если родитель понимает, что не справляется, и сам ребенок не желает обращаться к специалисту, или вообще все скрывает от семьи, тем более что поводом может как раз стать конфликт с семьей, — медлить нельзя. Как только выявлена тема смерти в разговорах ребенка: в творчестве, в сети, и если стало понятно, что это не связано с шантажом ради получения собственной выгоды, родителям самим необходимо срочно воспользоваться специализированными телефонами доверия. Это скорая помощь для родителей в подобной ситуации.

Родитель должен позвонить и узнать у специалиста, как конкретно ему действовать дальше. В таких ситуациях лучше обойтись без самодеятельности.

https://www.miloserdie.ru/article/detsk ... shantazha/